Давным-давно, лет этак тридцать назад, когда любые переломы и перемены были равны возможности падению луны на землю, мечтали о джинсах все те, у кого их не было. Теплыми апрельскими воскресными днями можно было наблюдать одетые в индиго редкие семейства, вышедшие продемонстрировать свое благополучие и престиж. Потому что, либо вожделенный продукт был добыт на торговой базе, куда были вхожи только редкие лица, либо куплен, за бешенные по тем временам деньги, в среднем 200 советских рублей за одни штаны, на черном рынке. Так или иначе, наличие иностранного лейбла на заднем кармане указывало на принадлежность к элите в общей обывательской среде. Так же, как и наличие тяжелого ленточного магнитофона, на котором воспроизводилось в основном западное, «растлевающее». Для теперешнего тинейджера это абсурд. И, тем не менее, вкусы целого поколения сформировались при помощи того, не рекомендованного продукта, который был так недоступен, и поэтому казался так свеж. На всю страну громыхали, размахивая красными стягами, широкие демонстрации, подчеркивая неуклонный рост и всеобщее благо, а все без исключения школьники и студенты втихую слушали переписанные по несколько раз друг у друга записи Лед Зепеллин и Пинк Флойд, латая изношенный до белизны джут.
Теперь не то время, теперь любая идея вызывает явное недоверие, если она навязчива, если она занимает позицию категорического отрицания других позиций, других мнений. Теперь попытка надеть шоры на всех, равна попытке отменить ветер. Ведь если так часто, с неиссякаемым упорством, звучит идея общего процветания, на фоне деградации и глубокого тупика соседа, то появляется логичный неотвратимый вопрос: а где предмет? Покажите. А может быть все-таки белорусский телеканал в Литве закрыли, потому что нечего смотреть? Может, он просто не настолько содержателен, чтобы занимать эфир? Почему это не приходит в голову? Может он себя переоценивает? Может его стоит как-то изменить, улучшить, например. Есть ли уверенность в том, что все наши белорусы стали бы сильно переживать, если бы этот канал исчез вообще? Вопрос. А на всякий вопрос есть равные точки зрения, которые обязаны быть освещены, если за вопросом стоит проблема. Это профессиональный долг. Или тогда на наших каналах и в наших изданиях работают не журналисты? Тогда зачем эти каналы и издания нужны? Ведь честолюбивый и амбициозный профессионал-художник в широком смысле всегда стремился заявить о себе, как о независимом, объективном и свободном от указаний и установок индивидууме, который не станет подставлять свое имя, копаясь в чужом мусоре, если художник настоящий, если он талант.
Он не должен быть одного цвета. Талант – как дерево, растет куда хочет. Его нельзя направить или заткнуть. Только посредственности, серость, сбиваются в кучи, защищая свою бесплодность, набившими оскомину лозунгами. Например, «За Беларусь!». Или еще круче «За Батьку!» (интересно, за чьего?). Талант – он один, он не однобок, он не может постоянно всех «поливать» и, главное, что талант – это глубокая трагедия, если он – потеря… Вот чего надо бояться. Таланты уходят туда, где более плодотворная почва. И этот ручеек понемногу, но становится рекой. Ведь реальное живое искусство не может быть дешевым, тем более бесплатным. Оно всегда индивидуально. Оно всегда свободно и неизбежно несет правду, оно несовместимо ни с какими Батьками. Оно ничье, иначе оно – халтура.
«Ух!» – произнес один местный печатный деятель, но все равно спросил меня – «Зачем?». Моя родная 90-летняя бабушка, абсолютно в здравом уме, слава Богу, поведала мне, как она выбирала президента. 19 марта было холодно и скользко, поэтому она не пошла на участок. Я приехал и попросил урну на дом. Бабушка была дома одна. Пришли с милиционером, дали расписаться и быстро ретировались. Она говорит, что не знает, за кого голосовала. Бюллетень ей в руки не дали. Мерзость. Между прочим, у моей бабушки есть боевые ордена. Вот зачем. Да просто потому, что я люблю ее. Я делаю это теперь, потому что не верю в справедливость, которую мне забивают в мозги молотком. Почему студентов и солдат вынуждали голосовать досрочно? Почему нищая деревня, на время выборов была залита дешевым пойлом и не просыхает до сих пор? А между тем, на те деньги, которые были пропиты в столичных кабаках делегатами Всебелорусского собрания, можно, наверное, было бы построить небольшой детский садик где-нибудь в Фаниполе или Россонах. Вот зачем. Я хочу, чтобы мои дети в будущем имели элементарную возможность выбирать, где им учиться, где работать и где жить, потому что в принципе все дети талантливы. Вот зачем.
Теперь общее напряжение упало, и главный итог подведен, но все равно, в воздухе висит растерянность, недоумение и страх. Во многом из-за того, что «идеологи» крепко перестарались и теперь им крайне сложно вернуть недавние, и без того не совсем твердые позиции. С другой стороны перспектива пока ерундовая. Потому что старая Тойота начинает безвозвратно сыпаться, потому что шестилетний первоклашка идет в школу, во дворе которой старшие товарищи в это время по-прежнему пьют дешевое пиво, потому что, где-то, сидя в очереди в поликлинике, получит инфаркт еще одна старушка-ветеран пенсионер, и пролетарий упадет на лестничной клетке в день «неуклонно растущей» зарплаты, не дойдя до двери собственной квартиры. Потому что один работяга будет и дальше кормить десяток бездельников. Потому что люди будут и дальше вычеркивать один день из жизни, когда им по какой-то причине нужно будет навестить исполком. И по-прежнему еще один отчаявшийся молодой муж начнет рыться в Интернете в поисках иностранной работы, потому что, не смотря на университетское образование обоих супругов, при наличии грудного ребенка, невозможно свести концы с концами в снятой однокомнатной хрущевке. И по-прежнему здоровому и крепкому разуму есть над чем потрудиться, чтобы не стать равной частью обоймы, а оставить, пусть может, пока нечеткий, нетвердый, но свой собственный след.
Алексей Шедько.