Мой комментарий во многом совпадает со сказанным выше.

1. Обе партии являются в равной степени прямыми наследницами советской КПБ, членство в которой было, прежде всего, обусловлено карьерными мотивами. Их истинной «социальной базой» почти до раскола была и оставалась государственная бюрократия, т.е. сама власть. Постепенно, с приходом к власти «прагматичной команды» Лукашенко, компартия полностью утратила эту функцию, что и способствовало расколу 1995 года: наиболее «прагматичные» фигуры старой партократии и «возрожденной» КПБ были интегрированы во власть при помощи «административного ресурса» (Малафеев, Чикин, Костян), а остальные – маргинализованы. Примечательно в этой связи, что с советских времен обе партии практически совсем не обновляли своих рядов, если не считать переворота в иерархии партийных кадров, который произошел после запрета партии в 1991 году. В период восстановления деятельности компартии на первый план вышли молодые функционеры низшего и среднего звена во главе с Калякиным (ныне ПКБ) и Чикиным (ныне КПБ), нацеленные на приход к власти в условиях многопартийности через эксплуатацию старого влияния (ветеранские организации и региональная номенклатура).

3. Возможную ликвидацию ПКБ через «объединение компартий» можно считать ударом по идее «широкой оппозиции», но временным подарком для либералов, так как монополизация левой символики самим Лукашенко еще больше ассоциирует оппозицию с правыми и либералами. Скорее всего, остатки ПКБ объединятся с Бухвостовым и, возможно, козулинцами (кстати, с последними заигрывает и ОГП) и в итоге окончательно срастутся с либералами и националистами. Для радикального левого и либертарного движения, проблема не столько в ликвидации полумертвой ПКБ, сколько в вероятности более активного заигрывания Луки с «антиглобализмом» и в конце идеи «широкой оппозиции», из-за того, что левые и либертарные активисты сейчас пока еще зависят в своей деятельности от общеоппозиционной активности и являются ее сателлитами.