Подросток рассказал об ОМОНовцах-садистах

(на фото — Олег Шарко)

Вечером 18 июля минчанин Алексей К. встретился с другом, чтобы отметить свой семнадцатый день рождения. Встречу со своим другом Николаем они назначили примерно в 6 вечера на Немиге. Сначала просто гуляли, а после поехали в Дрозды посидеть у дамбы, там всегда собиралась наша компания. Я не помню, кто первый предложил выпить. Мужики, которые стояли у магазина, согласились приобрести для нас бутылку водки, — вспоминает Алексей.

— Там была скамейка … разлили по пластиковым стаканчикам и сделали сколько глотков, так раза три. Тело начало расслабляться, как бы смягчаться. Честно говоря, вкус противный, сразу не понравился, поэтому большую часть бутылки оставили нетронутой. Заедали солеными сухариками.

Далее, как рассказывает Алексей, они увидели незнакомую группу молодежи, что шла по улице навстречу «кто-то предупредил, что улицу патрулирует ОМОН, посоветовал нам уйти, но было поздно. Один из омоновцев окликнул меня словами «Эй, дружище!» Мы с Николаем испугались и начали убегать. Добежали до остановки. Подумали, что больше не следят и не от кого прятаться. Только какой-то мужчина рядом был. Вскоре он подскочил к Николаю, обхватил шею и ударил в правый глаз. Двое остальных в форме побежали в нашу сторону. Я инстинктивно бросился наутек, но тут же вернулся: нельзя же друга оставлять. Николай уже лежал на земле, глаз был красный и распух. Никакого сопротивления он физически не мог оказывать в таком состоянии. Через минуту подъехал зеленый автозак, там сидели также несовершеннолетние задержаны и еще двое омоновцев, которые нецензурно выражались.

Уже позже из материалов дела мать Алексея узнала имена и фамилии сотрудников ОМОНа, которые задерживали сына с другом: Олег Шарко (https://vk.com/id102489128), Владислав Рутчeнков (https://vk.com/stream_1993) и, предположительно, Виталий Кузьмин. Все они проходили военную службу в в/ч 3214. Известно, что Рутченков сейчас учится в Академии МВД.

— Куда вас повезли?

— На медицинский осмотр. По дороге нам с Николаем не давали разговаривать между собой. Внезапно я почувствовал себя плохо, закружилась голова, закололо в сердце. Попросил остановить машину — никто не слушал, тогда я попробовал подняться, и тут автозак резко повернул. Чтобы не упасть, схватился за руку омоновца Шарко … В ответ он сильно толкнул меня, повалил на скамейку, лицом к земле, и нацепил наручники. Другой сотрудник в это время сделал то же с Николаем. За что Николая — не знаю, то же просто тихо сидел!

— Помнишь, с чего началось избиение?

— Со скамейки обоих повалили на пол, зажали наручники максимально плотно. Шарко нанес первый удар кулаком по голове, кто-то одновременно наступил на голову сапогом. Далее начались хаотичные удары по верхней части туловища. Я слышал, как Николай кричал рядом. А незнакомые подростки ютились в угол. Один омоновец сказал: «Жаль, что вам не 18. Мы бы вас сейчас …» Это была угроза сексуального насилия, высказанная матом, угроза «опустить». Испугаться я не успел, потому что понял — шутят.

— Что происходило на медосмотре?

— Проявляли количество алкоголя в крови. У меня нашли 0,6 промилле. Сначала милиционеры поставили нас лицом к стене и чего-то ждали. В кабинет загнали пинками по ягодицам, а по окончанию осмотра заломали руки, как преступникам, и снова запихнули в автозак, чтобы отвезти в РОВД. Сопровождалось все нецензурной бранью, бесконечными оскорблениями…

— В автозаке продолжали бить или успоколись?

— Незнакомых подростков уже не было внутри, а нас положили лицом на пол и прижали сапогами голову. Один начал наступать на пятки, прыгать. Вскоре где-то вверху в грубой форме прозвучало предложение… справить на меня малую нужду. Я услышал, как расстегивается «молния» на ширинке. Сверху полилась теплая жидкость. Я хотел отвернуться, крутился, но жидкость попадала на лицо и волосы.

В полночь с 18 на 19 июля Светлане позвонили из Центрального РУВД и сообщили о задержании Алексея. Женщина взяла такси и примчалась в отделение.

— Эмоций не хватало: негодование, растерянность … Как? За что? В кабинете присутствовали 6 омоновцев и инспектор по делам несовершеннолетних Елена Жибуль. Я отказалась подписывать составленный на сына административный протокол, поскольку сама видела, в каком состоянии дети. Тем более в роли свидетелей в протоколе фигурировали те же омоновцы, которые проводили задержание. Жибуль на моих глазах порвала документ и составила новый. Папа Николая скоро тоже приехал в РУВД. Однако нам сыновей не отдали — их продержали в изоляторе всю ночь. Допрашивали ночью, представитель органов социальной опеки при допросе отсутствовал.

На следующее утро матери все же вернули подростка с гематомами. Судмедэксперты зафиксировал телесные повреждения и остатки мочи на срезе волос Алексея, однако ДНК, согласно экспертизе, «определить невозможно».

Копию справки на руки Светлане не выдали. 19 июля она подала жалобу на противоправные действия милиционеров в управление собственной безопасности МВД и через месяц получила официальный ответ: «По результатам служебной проверки действия сотрудников признаны законными; основания для применения физической силы имелись». 12 сентября на соответствующую жалобу ответил ОМОН. В письме за подписью командира отряда Дмитрия Балабы значится: «В действиях правоохранителей нарушений законодательства Республики Беларусь не выявлено».

Вскоре мать узнала: еще 18 июля старший прапорщик милиции Олег Шарко успел подать заявление на Алексея за «насилие в отношении сотрудника правоохранительных органов». По словам Шарко, Алексей нанес ему «не менее одного удара в область головы» и оставил синяк на губе. 21 июля Следственный комитет возбудил уголовное дело на Алексея по статье 364 УК Республики Беларусь.

Отчим парня через социальные сети нашел одного из несовершеннолетних, что ехали в автозаке. По словам Сергея, тот мог бы выступить как непредвзятый свидетель на суде — он видел ситуацию извне. 19 сентября от имени Алексея было направлено ходатайство о допуске такого свидетеля. 21 сентября СК отказал в удовлетворении ходатайства. Сейчас Алексей находится под подпиской о невыезде.

Во всей этой истории показательно даже не то, что ОМОНовцы в очередной раз проявили себя садистами с нездоровми сексуальными наклонностями, а то, как вышестоящее начальство отреагировало на жалобы матери Алексея. Казалось бы, у людей, даже таких гнилых, как менты, если они мнят себя носителями каких-то принципов и борцами с преступностью, должен быть хоть какой-то предел, после которого они скажут: «нет, ну это уже слишком» и накажут-таки зарвавшегося подчинённого, чьи действия выставляют всех их, мягко говоря, в неприглядном свете. Ведь бить задержанных — это одно, но садистски издеваться над детьми — это уже что-то запредельное. Но нет: сначала начальник минского ОМОНа Балаба, потом и потом и начальник УСБ Маныло вступились за выродка, тем самым подтвердив — они ничем от него не отличаются, а также дав сигнал остальным карателям: «можете беспредельничать, мы прикроем». Прикрытие в данном случае — уголовное дело на подростка. С его помощью ОМОНовца будет проще представить невинной овечкой, а друзей-пострадавших — пьяными хулиганами.

Родственники Алексея планируют добиться правды через суд — и их можно понять. Но уже сейчас по позиции государственных органов видно, чью сторону займёт суд. С каждым случаем беспредела карателей становится очевидно — изменить ситуацию сможет только самоорганизация жертв беспредела карателей и их протест с конкретными политическими требованиями. Пока люди не начнут давить на власть — она сама будет продложать давить. Сапогом на голову.