Третье сентября — день испытаний

Сегодня исполнилось восемь лет с 3 сентября 2010 года, дня начала самой масштабной атаки государства на анархистское движение за историю независимой Беларуси. С тех пор много воды утекло. За другими репрессиями и ежедневной борьбой за выживание наших групп многое стёрлось из памяти и забылось. Сегодня выросло целое поколение анархистов, которое знает о тех, далёких уже событиях, лишь по рассказам товарищей или не знает вовсе.

Группа «Прамень» подготовила для вас аналитический лонгрид, посвященный «зачистке» сентября-октября 2010 и первому в современной Беларуси «делу анархистов». Устраивайтесь поудобнее — читать много.

Как это было или пятиминутка ностальгии

В далёких 2009-2010 годах анархистское движение Беларуси представляло собой совсем другую картину, нежели сейчас. Маркером тогдашнего уровня развития можно считать регулярное участие анархистского «черного блока» во многих санкционированных шествиях оппозиции — главном образом, в Чернобыльском шляхе.
В 2009 году черный блок на Чернобыльском шляхе составил, по разным оценкам, 120-140 человек.

 

 

 

Анархистские несанкционированные шествия, проходившие по разным поводам несколько раз в год, собирали 30-40 человек — и почти никогда не заканчивались задержаниями. В 2010 году, после того как власти решили сделать пропуск на Чернобыльский Шлях только через металлоискатели, а также в знак протеста против правых организаций на митингах, которые тогда уже стали «поддавливать» анархистов, злясь на их присутствие (от оппозиционных лидеров даже звучали высказывания, что милиия должна изымать анархические брошюры при досмотре на рамках), анархисты решили провести свое мероприятие, собрав возле станции метро «Пушкинская» несанкционированный митинг численностью около 50 человек.

 

 

Были и другие, не менее зрелищные акции. Например, 9-тиметровый баннер «Нет фашизму», вывешенный в день солидарности с российскими антифашистами и анархистами 19 января 2010 года.

 

 

Для примера, с 9 по 16 марта 2010 года, в единые дни действий против милицейского беспредела, анархистские акции прошли в 6 городах Беларуси (Минск, Логойск, Бобруйск, Полоцк, Гомель, Барановичи), притом в Минске — сразу в нескольких районах города.

С 2006 по 2009 в Минске некоторое время существовало два сквота («Флэт» и «Мастерская»), где частыми были полуоткрытые мероприятия. Регулярно проводились агитационные вылазки с граффити, расклейка листовок. Панк-концерты полнились агитационной литературой. Определенное анархистское влияние присутствовало в среде фанатов МТЗ-РИПО: а на их сектор на некоторые игры приходило до 500 человек. Была создана инициатива для постоянной агитработы в среде трудящихся и студентов. Анархисты около двух лет активно вели кампанию против АЭС в Беларуси. И это – далеко не всё.

Однако практически вся активность анархистов — включая несанкционированные шествия в центре города, как правило, проходила мимо СМИ. Нас они попросту игнорировали. Интерес к анархистскому движению у политических сил, гражданского общества и медиа был на нуле, хотя на тот момент наша численность если не превышала, то уж явно приближалась к численности любой молодежной оппозиционной движухи вроде МФ, БУНТа или «Европейской Беларуси».

Справедливым будет заметить, что такой размах анархистского движения стал возможен во многом благодаря тому, что либеральная оппозиция была куда сильнее и массовей — а следовательно, влияние репрессивных органов было во многом оттянуто на неё, а анархисты долгое время не воспринимались государством как угроза. Это дало нам определённую фору и время на безнаказанный рост.

Зачем поджигать?

В условиях живой и нарастающей активности анархистского движения, непрерывного численного роста, любые, даже самые небольшие социальные волнения, а также очередные дискриминационные законы государства давали надежду на революционный взрыв и скорые перемены. Многим товарищам начало казаться, что движение топчется на месте, и ему необходима радикализация, что мы как будто упёрлись в какой-то предел развития, за которым, как многим тогда казалось, уже почти маячит революция — стоит только поднажать плечом. Были испробованы многие формы активизма (тысячи листовок, наклейки, несанкционированные митинги, граффити, баннера и т. п.) — а желаемого восстания так и не наступало. Расширять сферу дозволенного и атаковать государство более радикальными методами, нежели агитацией и пропагандой, виделось некоторым вполне логичным и правильным решением.

Рядом товарищей была выбрана тактика проведения акций прямого действия. Надо сказать, что взгляды на нее тоже разнились, как и ожидания от нее. Но общим был нарратив о том, что делая зрелищные, пусть порой и символические, акции прямого действия мы сможем привлечь к себе — а значит, своим идеям и своему движению — внимание крупных СМИ. И тогда рабочие, молодежь, студенчество, увидев анархистов, действующих радикально, или прочитав наши пресс-релизы, где мы призываем бороться с государством такими же методами, последуют нашему примеру.

В понимании тех, кто делал тогда эти акции, это была пропаганда собственным примером.

 

Дым без огня и с огнём. А ещё краска

Огромное воздействие на переход ряда соратников к таким методам оказали события в Греции в 2008 году. Не зря первой «официально зарегистрированной» акцией прямого действия, прямо совершенной от лица анархистов в Беларуси стала акция 20 декабря 2008 года, когда около полуночи группой анархистов был атакован РОВД Центрального района г. Минска. Вот что писал об этом портал «Индимедиа Беларусь»:

«Вход в здание и прилегающая местность были забросаны дымовыми шашками. Дым заволок всю территорию РОВД и прилегающую проезжую часть. Вот слова одного из участников: «Наш товарищ из Греции был хладнокровно убит. Ему было всего 15 лет. Не важно, какие именно полицейские это сделали, они одинаковы во всех странах. Их функция – защищать награбленное богатство и привилегии власть имущих. И они не остановятся ни перед какой жестокостью. Своей акцией мы преследовали две цели: проявить солидарность с греческими товарищами и всеми жертвами ментовского террора, а также дать понять мусорам, что за каждое покушение на анархистов и любых социальных активистов, они получат ответные радикальные действия. В этот раз это были лишь дымовые шашки. Греция, мы с тобой!»

Совершив акцию, анархисты благополучно скрылись».

После этого с 2009 по 2010 произошел целый ряд акций прямого действия разной степени символичности.

19 сентября 2009 — несанкционированное шествие возле Генштаба ВС РБ, в ходе которого анархисты забрасывают на территорию Министерства обороны дымовую шашку. Акция приурочена к российско-беларуским военным учениям «Запад-2009»

 

 

5 декабря 2009 – анархисты разрисовывают казино «Шангри Ла», кидая в фасад несколько фаеров и лампочки с краской.

 

Акция подана как борьба против демонстративной роскоши в стране, где множество трудящихся живет в нищете.

9 марта 2010 — анархисты разбили окно в опорном пункте милиции в Солигорске. В окно заброшен фаер.

 

 

29 апреля 2010 — анархисты разбивают окна в доме Федерации Профсоюзов Беларуси, призывая рабочих в преддверии 1 мая радикальней бороться за свои права и не верить официальным профсоюзам.

 

1 мая 2010 — анархисты поджигают вход в одно из отделений Беларусбанка. Акция приурочена к Первомаю.

 

В ту же ночь 1 мая анархисты взломали сайт новополоцкого горисполкома. На главной странице был опубликован текст брошюры «Кто украл наше счастье?» и видеоролик с обращением  минских анархистов за 2009 год.

 

 

В этот же промежуток в Минске было сожжено как минимум 3 билборда с государственной пропагандой (некоторые видео есть здесь)

Пресс-релизы с акций.

Уже после первой акции было возбуждено уголовное дело, о чем мусора отчитались в СМИ, заявив, что начали поиск виновных в хулиганстве. Однако никаких последствий для анархо-движения это не повлекло. Как не принесла последствий и атака на «Шангри-Ла», за которую изначально была возбуждена административка. За разбитое окно в ментовке Солигорска также было возбуждено административное дело («Мелкое хулиганство»). Забегая вперёд, скажем, что когда пришло время — все это было переквалифицировано на уголовку.

Акции возле Дома Профсоюзов и отделений Беларусбанка напрягли мусоров уже куда больше. Стали появляться тревожные сообщения — ГУБОПиК стал тягать на беседы фанатов МТЗ (с которыми анархисты тогда тесно ассоциировались), и представителей панк-хардкор тусовки, но по-прежнему — ни одного анархо-активиста. Расспрашивали про поджоги, уверяли, что «завели уголовные дела и будут сажать».

Как гром среди ясного неба — первое накрытие открытого мероприятия. 17 мая менты и ОМОН приехали на занятие Беспартшколы — инициативы-предвестницы АнтиУниверситета, задержав 17 человек. Всех доставили в Московское РУВД, где переписали данные и сфотографировали, с некоторыми провели беседы.

Причина накрытия Беспартшколы проста — она анонсировалась на беларуской «Индимедии» (портале новостей со свободной публикацией, который велся анархистским коллективом). Именно на «Индимедии» первоначально появлялись все анархистские новости о поджогах — и лишь оттуда расходились по другим анархистским сайтам.

Утром 31 августа 2010 года информационное пространство Беларуси буквально взрывается: российское посольство в Минске атаковано коктейлями Молотова. Сгорела посольская Мазда.
На тот момент еще никто из нас не знал, что этот день станет для анархистского движения Беларуси судьбоносным.

Все аналитики, комментаторы и эксперты недоумевают: кто? Интернет полнится конспирологискими теориями. Начинают высказываться российские политики: это сделали беларусы, чтобы обвинить Россию. Высказался Лукашенко: это могли сделать россияне, чтобы обвинить беларусов. Начинается полномасштабный дипломатический скандал. Все происходящее: и конспирологический угар, и беспомощность беларуских «экспертов» неплохо отражены в фильме «Анархия — прямое действие. Неангажированная версия».

 

 

 

Надо заметить, что более болезненный момент для атаки выбрать было тяжело. Во-первых, на носу президентские выборы, и власть нервничает как никогда. Во-вторых, уже несколько месяцев российское ТВ показывает фильмы «Крестный батька», где всячески обличает Лукашенко. Эти фильмы смотрит и обсуждает огромное количество беларусов.

Проходит два дня взаимных обвинений, построения немыслимых теорий и диванной аналитики — и 2 сентября на «Индимедии» появляется сообщение о том, что ответственность за эту акцию берет на себя группа «Друзья свободы», и атака является акцией солидарности с «Химкинскими заложниками» – двумя российскими антифашистами, Гаскаровым и Солоповым, которые были помещены под стражу за организацию разгрома  администрации Химок.

Спустя некоторое время заявление с сайта убирают модераторы, сославшись на то, что группу «Друзья свободы» никто не знает. Впоследствии это было расценено многими участниками движения как предательство. Как вскрылось потом, коллектив «Индимедии» всерьез решил, что акция и пресс-релиз были ментовской провокацией с целью зачистить протестное движение накануне выборов. Хотя внешне подобный поступок выглядел, в контексте радикальности акции и огромной огласки в СМИ, скорее как страх за себя.

Впоследствии на «Индимедии» появились как минимум две статьи от самих же анархистов, где «поджигатели» осуждались или высмеивались. Один из коллективов, опубликовавших статью, когда ситуация прояснилась, публично взял свои слова назад.

На сайте защитников Химкинского леса, в свою очередь, появилось заявление о недопустимости подобных акций солидарности. В личном общении группа поддержки Гаскарова и Солопова осудила «Друзей свободы», заявив, что задержанным от таких акций поддержки «только хуже».

 

Ловля анархистов широкой сетью

На следующий день, около 7 утра сразу в 6 квартир в городе Минске, где проживали анархисты (и даже в квартиры нескольких правых активистов) ворвался спецназ МВД с боевым оружием и учинил обыски. Один из них — на квартире, которую менты сочли «штабом» анархистского движения (т.к. там жило шесть активистов). Там обыск продолжался 7 часов. Было изъято шесть системных блоков, тысячи единиц брошюр и листовок. Тогда же были задержаны двое будущих обвиняемых: Николай Дедок и Александр Францкевич. В тот день, 3 сентября 2010 года, на Окрестина в статусе подозреваемых отправилось 9 анархистов.

Спустя несколько дней, 6 сентября, произошло еще несколько обысков и задержаний. Третий этап пришелся на октябрь. В сумме по делу было задержано и\или допрошено в качестве свидетелей не менее 100 человек. 17 отправлено на ИВС в качестве подозреваемых.

6 октября «Друзья свободы» провели акцию солидарности с задержанными, закидав коктейлями Молотова дверь в ИВС на Окрестина.  Из их заявления следовало, что по обвинению в атаке на российское посольство задержаны невиновные люди, а радикальные акции продолжатся. Отчет о ней был запощен на «Индимедии», однако и его убрали модераторы — анархистам пришлось распространять его самостоятельно через оппозиционные СМИ.

Первоначальные задержания мусора провели, скорее всего, имея либо оперативную информацию о местонахождении анархистских квартир, либо вычислив по IP-адресам активных в ЖЖ анархистов (на тот момент LiveJournal был основной площадкой для общения анархистов и выражения своего мнения). Практически все последующие задержания проходили благодаря выстраиванию мусорами схемы созвонов. Досматривая телефон активиста, они смотрели, с кем у него больше всего созвонов и задерживали этого человека. У него, в свою очередь, также изымали телефон и проверяли контакты. И так по цепочке, пока так или иначе не были задержаны почти все активные анархисты Минска и других городов.

Первоначально всех задерживали по подозрению в атаке на российское посольство. Однако спустя 6-9 суток выпустили всех, кроме Дедка и Францкевича.

19 сентября задержан Максим Веткин, который позже начнет сотрудничать со следствием.

Сентябрь стал ключевым месяцем для получения мусорами показаний. Получив в свое распоряжение большое количество потенциальных свидетелей, опера ГУБОПиКа и КГБ стали активно раскручивать их на показания — и далеко не только по посольству. Анархистам вспомнили всё, сделанное в 2009 и 2010 году.

 

Показания Александра Францкевича

 

Показания Александра Францкевича

 

Показания Александра Францкевича

 

 

 

Дав явку с повинной, Денис Быстрик уехал из страны

Как работали мусора

Естественно, менты не зря едят свой хлеб, и раскусить многих анархистов им позволило старое доброе психологическое давление на те точки, которые являются болезнеными для большинства из нас.
Ключевыми угрозами во время бесед (которые, конечно, проводились без протокола и адвоката) были:
— Отчисление из университета
— Создание родителям проблем на работе
— Посадить на долгий срок со всеми сопутствующими тюрьме страданиями (естественно, парням в первую очередь угрожали сексуальным насилием со стороны сокамерников)

Конечно же, крики, оскорбления, мат, грубость тоже широко практиковались. Тогдашний руководитель 3-го управления ГУБОПиК Александр Литвинский несколько раз бил задержанных.

Под этими угрозами свидетельствовать против своих товарищей согласились многие. Одним из первых ступили на путь предательства Захар Конофальский и Юнес Акдиф.

Один из свидетелей, Алексей Жингеровский, также дал показания, но отказался от них еще на стадии следствия.

Из обвиняемых показания дали Максим Веткин и Александр Францкевич. В те же дни был задержан Евгений Силивончик (Канада) из Солигорска. Ему было предъявлено обвинение по эпизоду с опоркой в Солигорске. Он почти сразу согласился сотрудничать со следствием и сдал всех и все, что знал.

В целом тактика ментов была простой: либо ты даешь показания на всех, на кого мы требуем, и идешь свидетелем, либо садишься сам. У мусоров уже был приблизительный список людей, которых они считали лидерами (хотя и им было предложено, конечно, дать показания на всех и «облегчить свою участь»), и именно показания против них интересовали мусоров.
Так, пока накопали достаточно показаний против Николая Дедка, его пришлось 7 раз перезадержать, не выпуская из ИВС, притом когда закончились анархистские эпизоды, он был перезадержан по обвинению в ограблении. В тот же день следствию предоставили скан паспорта, свидетельствующий, что Дедок был в этот день в Литве. По закону его должны были освободить немедленно, однако, конечно, это сделано не было.

 

 

Захар Конофальский дал показания не только касаемо акций, но и рассказывал мусорам о внутренней динамике и устройстве анархистского движения.

 

Благодаря показаниям предателей, в первую очередь Конофальского и Веткина (который почти сразу согласился сотрудничать с милицией) мусора пришли к выводу, что российское посольство поджигал Игорь Олиневич. Он был объявлен в розыск. По своим оперативным каналам они узнали, что он скрывается в Москве. Денису Быстрику (другу Игоря, жившему вместе с ним и также давшему изобличающие показания) предложили поехать в Москву и там встретиться с Игорем. Тот сумел избежать такого «задания» и сам сбежал за границу.

Зато на него согласился Антон Лаптёнок. Мы не знаем, что мусора ему пообещали и чем угрожали, но это, безусловно, один из самых подлых актов предательства во всем этом деле. Антон («Буратино») поехал в Москву, где предложил Олиневичу встретиться. Последний пошел на нее, и 28 ноября 2010 года был схвачен ФСБшниками и ночью передан беларуским мусорам на трассе Брест-Москва.

Лаптёнок вскоре уехал из страны и сейчас живет в США и работает там айтишником. Примечательно, что долгое время некоторые московские антифашисты отказывались верить, что Лаптенок помог ФСБ задержать Олиневича, а тех, кто обвинял Лаптенка, называли провокаторами.

Игоря Олиневича привезли в СИЗО КГБ в обход всех норм об экстрадиции, почти сутки держали в наручниках, первый допрос длился много часов и сопровождался всеми возможными методами психологического давления. Вот как он описывает это в своей книге «Еду в Магадан».

«…Граница с Беларусью. Голову втапливают в пол, значит операция – нелегальная. Передача местным в бусик.
Московские говорят:
— Больше такой хуйни не подкидывайте.
— Конечно, за нами долг, мужики, – отвечают тутэйшыя.
Трогаемся. Начинают с угроз:
— Ты понял, что сказать надо? Или заедем в одно место для разъяснений?
— Да понял-понял, – отвечаю я, – чего уж тут…
Ага, как же. Не копаться в памяти, не сожалеть, считать секунды, успокаивать нервы. Нужно мобилизоваться, сосредоточиться на одной истине: «Не верь, не бойся, не проси…»
— Уже 20.30, заезжай.
Лязгнули ворота, машина заехала. На глазах по-прежнему шапка. Я полностью дезориентирован. Заводят в кабинет, сажают на стул, лицом в стол, на шею опускается ребро чьей-то ладони. Впереди самая долгая ночь в моей жизни…
— Игорь, давай поговорим с тобой как человек с человеком, – раздался голос напротив.
— В таком положении люди не разговаривают, – я сам удивился своему голосу. Видимо, они не ожидали сопротивления и на некоторое время замешкались. Это придало мне уверенности. Затем приступили:
— Мы всё знаем, говори, признавайся!
— Не знаю, не был.
— Тебя уже все сдали, чего отнекиваться?
Мучает лишь один вопрос: Дима ушел или всё же взяли позже? Но как это узнать?
— А что Дима? Даёт показания?
— Какой Дима? Ты имеешь в виду Дубовского?

Ясно! Не взяли! Значит, всё не так уже плохо.

— Какие новости в Интернете? Никого не похитили? Плохо работаете. О вашем «казачке» было известно заранее. Мы подготовились. Открылась дверь, кто-то сказал:
— Действительно, уже висит на сайте.
Повисла неловкая пауза. Похоже, им было обидно признать, что в руках находились оба. Все, а их было трое или четверо, вышли. С сердца как камень свалился: Димон на воле, не растерялся, а Буратино вскрыт подчистую. Теперь предстоит пережить дознание. Побывав как-то на семинаре с участием Маркелова (земля ему пухом), я усвоил твердо: никаких признаний! Именно на показаниях, данных в первые дни, как правило, строятся дела.

Вернулись дознаватели.

— Ты наивен. Ты думаешь, у тебя есть друзья? Тебя все предали, а ты подозревал не того! Но я уже не слушал этот бред. Первое правило – «Не верь!». Всё, что они говорят – ложь, полуправда. А если и правда, то с целью дальнейших манипуляций. Методика была проста: начинали с одного эпизода, но, как только получали отпор, переходили к другому. Генштаб… Казино… Билборды… Профсоюзы… Банк… Посольство… ИВС… Банк… Казино… И так до бесконечности.
Брали измором. Я засыпал и просыпался много раз – как только чувствовали усталость, сразу усиливали давление. В ход шло всё: угрозы, лесть, шантаж, увещевали в бессмысленности борьбы, ставили под сомнение верность товарищей, упор на эгоизм и т.п. Я не знал, сколько времени прошло. Оно перестало существовать. Было неясно, где реальность, а где сон…

«Закинем в хату к скинхэдам! У нас есть специальная скинхата!… Ты – красавчик, таких в тюрьмах любят… Тебя ещё не били нормально… Зачем тебе это? Жил бы как все. Ещё есть возможность!… Ты занимаешься каратэ? Оно ведь иерархично, ты противоречишь своим принципам!… Ты боишься взять, ты – трус!… Ты сядешь. Вопрос решённый. Только вот на пять или десять лет – решать тебе…
Я бы дал тебе 12, нет, даже 20 лет… («А я бы тебя расстрелял без вариантов, сука», – думалось мне). Я звоню твоей бабушке. Пусть узнает о тебе всё… Тебе никто не наймет адвоката… Нам нужно знать только одно: кто тебе заплатил?…»

Я включался только, чтобы сказать «Не знаю, не был», и вновь уходил в беспамятство. Второе правило гласит: «Не бойся». Как правило, они блефуют. Но даже если нет, то только так можно узнать, выдержишь ты или нет. Кто испугался – уже побежден. Стоит показать страх – и ты на крючке, из тебя вытянут всё.

На некоторое время сняли шапку. За столом сидел только один:

— Эх, хороший ты парень. Инженер, здоровый образ жизни ведёшь, спортом занимаешься. Нельзя так пропадать. Я же и сам понимаю, что вы очень многое правильно говорите, вот только реализация… А может, ну его всё это? В течение всего дознания периодически возни-
кало чувство узнавания, что вот это и это я где-то читал. Эта мысль очень отрезвляла, подтверждалось, что всё это – инсценировка. Ведь всё равно возникало ощущение некой оторванности, подсознательно хотелось поверить в их аргументы и тем самым всё прекратить. Психологическая защитная реакция. От неё никуда не деться.
Снова нацепили шапку на глаза. Пришел некто новый. Он не стал всесторонне распрягать, а со всем внушением, отборными фразами и специфическим тоном стал втирать какое же я типа «ссыкло»…. Снова ожидание. Ужасно хотелось пить и подмывало стрельнуть сигаретку. Но я знал, что этого делать нельзя. Любую просьбу нужно ставить в формат требования. Третье правило – «не проси». Любая просьба делает психологический климат мягче, и, может быть, именно этой капли будет достаточно, чтобы перевесить чашу в их пользу.»

 

Солидарность

Тем временем на воле разворачивалась кампания поддержки. Оставшимся на свободе участникам движения было крайне тяжело: приходилось с нуля выстраивать сеть солидарности. Не было финансов, связей с адвокатами, с родителями задержанных, с правозащитниками. Последние согласились помогать с первых дней, что помогло на первых порах спасти ситуацию.
В первые месяцы, пока не сформировалась устойчивая группа АЧК, существенную помощь минским товарищам оказала группа АЧК-Москва.
Следует отметить, что солидарность и поддержка даже в самих анархо-кругах была небезоговорочной. Некоторые люди, считавшиеся старыми активистами, отказывались оказывать помощь, многие попросту испугались репрессий и отвалились.

Благодаря тому, что многие дали, в той или иной степени, показания, движение было сильно деморализовано. Доверие среди товарищей было серьезно подорвано — не было понятно, кому можно доверять, а кому нет. Всеобщие подозрения, недоверие, страх репрессий породили очень неприятную атмосферу и фактически парализовали движение более чем на год, разбив его на совсем небольшие группы по признаку доверия.

Все это, конечно, было как раз тем, чего усиленно добивались мусора. В рамках этой стратегии они, например, даже постили на «Индимедии» тексты о том, что следует откреститься от арестованных товарищей, осудить насильственные действия, потому что «они ставят под удар все движение».

Массовая атака на всех анархистов после радикальной акции, сделанной небольшой группой, спровоцировала дебаты, которые, по сути, должны были произойти гораздо раньше. О приемлемости\эффективности радикальных акций, о стратегиях солидарности и поддержки разных коллективов, и, конечно, о месте в движении тех, кто согласился сотрудничать с мусорами.

По всему СНГ и странам Европы развернулась широкая кампания поддержки. Граффити, листовками, пикетами, митингами, шествиями, дымовыми шашками, лампочками с краской и коктейлями Молотова беларуских анархистов поддержали Москва, Питер, Омск, Новороссийск, Иркутск, Владивосток, Екатеринбург, Уфа, Казань, Чебоксары, Нижний Новгород, Волгоград, Воронеж, Белгород, Рязань, Смоленск, Симферополь, Мариуполь, Донецк, Киев, Львов, Кишинев, Минск, Бобруйск, Барановичи, Гомель, Жлобин, Гродно, Береза, Вильнюс, Рига, Люблин, Варшава, Щетин, Будапешт, Прага, София, Вена, Тироль, Берлин, Росток, Гамбург, Марсель.

В общей сложности, за 8 месяцев до суда прошло 74 акции солидарности.
Не обошло анархистов вниманием и государственное телевидение. БТ выпустило страшилку в своем духе: «Анархия — прямое действие», где показывала анархистов террористами и поджигателями церквей.

 

 

В ответ наши товарищи выпустили фильм «Анархия прямое действие — неангажированная версия», где рассказали, как все происходило на самом деле (см. ссылку выше).

16 октября 2010 года, в Бобруйске группа молодежи (как позже оказалось, 2 анархиста и 1 националист) забросала коктейлями Молотова здание местного КГБ в знак солидарности с арестованными по «делу анархистов» в Минске. Все они были задержаны спустя 3 месяца. Несмотря на то, что ущерб зданию КГБ был причинён мизерный, все трое были обвинены по ч. 2 ст. 208 УК РБ и получили по 7 лет лишения свободы.

15 мая 2011 года, за 3 дня до начала суда над нашими товарищами, в Дом правосудия на ул. Семашко в Минске был брошен коктейль Молотова. Зданию нанесены незначительные повреждения. Ответственность за произошедшее никто на себя не взял. И несмотря на то, что милиция задержала нескольких активистов оппозиции и провела несколько шмонов у участников анархистского движения, виновные так и не были найдены.

Суд и позор предателей

18 мая 2011 года начался суд. Процесс в Заводском суде г. Минска вела судья Жанна Хвойницкая. Перед судом предстали пятеро: Олиневич, Дедок, Францкевич, Веткин, Силивочник. Всего им вменялось 7 эпизодов (атаки на Генштаб, Дом Профсоюзов, Шангри Ла, Беларусьбанк, ИВС на Окрестина, Российское посольство, взлом сайта новополоцкого горисполкома). Статьи: 218 УК РБ, 339 ч. 2 УК РБ, ст. 351.2 и 354.1 УК РБ.

Свои признательные показания на суде подтвердили Силивончик и Веткин. Как в выступлениях, так и в последнем слове, они полностью поддерживали версию обвинения, говорив то, что от них требовали мусора, просили суд о снисхождении и раскаивались в содеянном. Все это выглядело очень жалко. Всем стало очевидно, что предатели смогли купить себе свободу (если это можно назвать свободой) лишь ценой прямого вливания своих друзей и соратников мусорам. Все они вмиг лишились своего основного круга общения (анархо-активистов) и долгие годы жили в страхе наказания, шарахаясь на улице от вчерашних друзей.

С самого начала никто не сомневался в том, что суд вынесет обвинительный приговор. Тем не менее к юридической стороне защиты все подошли ответственно. Фактически в деле не было прямых и неоспоримых доказательств вины: ни отпечатков пальцев, не съемок камер видеонаблюдения, которые могли бы идентифицировать обвиняемых. Единственное свидетельство такого рода — образцы ДНК, которые «с большой вероятностью могли принадлежать» Олиневичу на одном из предметов, оставленных возле ИВС на Окрестина после поджога. В остальном абсолютно все дело строилось на показаниях предателей: Конофальского, Акдифа, Веткина, Быстрика. Все они, будучи (по их же собственным словам) участниками акций, проходили свидетелями. Например, на суде выяснилось, что Конофальский кидал тротуарную плитку в стекло Дома Профсоюзов, а Дедок, по его словам, снимал это на камеру. Однако по этому эпизоду Конофальский – «свидетель», а Дедок — обвиняемый.

Суд не только привлек колоссальное внимание прессы, но и сгенерировал множество приколов. Начиная от дисков с видеоматериалами, в прямом смысле подшитых к делу дыроколом (после чего прочитать их, естественно, было невозможно), заканчивая широко цитируемым доселе диалогом Олиневича и прокурора:

(прокурор, возмущенно): А вы вообще признаете законы?!
(Олиневич, флематично): Конечно, я признаю законы… химии, физики.

Суд также запомнился беспрецедентными мерами безопасности. Здание было оцеплено ОМОНом, перед началом процесса его прочесывали кинологи с собаками. Попасть в зал можно было только через рамки с металлоискателями и регистрацией паспорта на входе. Обвиняемых везли спецконвоем с мигалками под охраной отряда из двенадцати мусоров. Однако все это не помешало живой и искренней поддержке: на всех пяти заседаниях желающим поприсутствовать в зале не хватало места — люди стояли на улице.

Приговор не шокировал никого. Олиневич — 8 лет усиленного режима, Дедок — 4,5 года общего режима, Францкевич — 3 года усиленного режима.

По эпизоду с ИВС Олиневич был оправдан. Дедку убрали статью 218 ч. 1, оставив лишь «хулиганство» через ст. 18 УК РБ — «организатор преступления». Ни одного виновного в поджоге бигбордов следствие и суд установить не смогли.

Веткин и Силивончик получили «химию» и за свое предательство были освобождены в зале суда.

По окончанию процесса АЧК-Беларусь выпустил проникновенный текст о солидарности и промежуточных выводах, сделанных анархо-движением.

Все обвиняемые вскоре поехали на зоны. Их родные, АЧК и демократическая общественность Беларуси продолжила борьбу за признание их политзаключенными, и в ноябре 2011 все трое были признаны таковыми. С каждым годом давление на политзаключенных-анархистов усиливалось: лишение свиданий и передач, ШИЗО, ПКТ стали местью режима за признание «политическими» и нежелание писать прошение о помиловании. Николай Дедок за три дня до окончания срока был приговорен к еще одному году лишения свободы по ст. 411. Но это, как говорится, уже совсем другая история.

Выводы

Осмысление произошедшего заняло у анархистского движения не один год, и некоторые вопросы до сих пор являются дискуссионными. Но есть выводы, которые не подлежат сомнению:

1. Абсолютное большинство анархистов не были готовы к репрессиям такого уровня. Многим казалось, что режим может давать только сутки, а за анархистов никогда никто не возьмется, ведь есть цель поважнее — оппозиция. Люди вообще не до конца понимали, чем они занимаются и насколько это опасно. Отсюда — психологический слом на первых же допросах.
У большинства не было опыта общения с мусорами. Даже после того, как в мае 2010 мусора накрыли «Беспартшколу» в поисках поджигателей, в движении царила вполне беззаботная атмосфера, как будто ничего не произошло.
Люди не уделяли достаточно времени подготовке к репрессиям, обучению тому, как вести себя на допросах, информационной безопасности. На тех, кто настаивал на обучении этому, зачастую смотрели как на алармистов или параноиков. Как итог: большинство людей в большей или меньшей степени давали мусорам нужную информацию, снабжая их все новыми данными про движение, его структуру и принципы работы.
Что же касается априорного принципа «Не сдавать своих», оказалось, что на словах его придерживаться гораздо проще, чем на деле. Пафосные слова о братстве, солидарности, АСАВ и прочем для многих быстро теряли силу, когда начинала маячить перспектива сесть на 4-5 лет. Подавляющее большинство участников движения оказались даже в теории не готовы жертвовать свободой ради своих идей.

2. Репрессии 2010-2011 годов стали первыми репрессиями против анархистов такого масштаба после развала СССР. Для борьбы с ними была необходима полноценная антирепрессивная сеть, которой на тот момент не было. Однако усилиями минского АЧК, солидарных товарищей из России, Украины и стран Европы, с помощью правозащитников, сочувствующих анархистам журналистов и общественных/политических деятелей анархисты смогли минимизировать последствия этой атаки и структурировать дальнейшие стратегии своей защиты. К непосредственным достижениям можно отнести:

а) Признание анархистов политзаключенными (что, кстати, привело к беспрецедентной ситуации, когда освобождения анархистов от Лукашенко требовали заграничные политики уровня министров иностранных дел стран Европы или сенаторов конгресса США).

б) Организации правовой помощи

в) Организации достаточной финансовой поддержки самим политзекам в зонах и их родным

г) Широчайшей огласки дела через СМИ как в Беларуси так и за рубежом.

3. «Дело анархистов» серьезно повлияло как на беларуское общество, так и на анархистское движение.

Если говорить о беларуском обществе, то:
— Узнаваемость анархистского движения повысилась на несколько порядков. Книгу Олиневича «Еду в Магадан» прочитали тысячи людей, не являющихся анархистами, о существовании нашего движения узнали все мало-мальски интересующиеся политикой люди в Беларуси, у многих оно завоевало определенный авторитет, а главное — анархисты перестали быть никому неизвестными маргиналами, персонами нон-грата, став полноправной частью политической сцены. Если ранее негосударственные СМИ часто игнорировали акции анархистов, их голоса и мнения, то сейчас этого почти не происходит. Благодаря репрессиям и суду видео с акций анархистов, за которые их и и судили, посмотрели тысячи человек.

— Были приняты новые репрессивные законы. Это приравнивание поджогов дипломатических представительств к терактам (2012 год), административная ответственность за распространение рецептов приготовления взрывчатых веществ (2013 год), уголовная ответственность за участие в экстремистском сообществе и изготовление/переноску Коктейля Молотова (2015 год). В некоторых случаях (как в случае закона от 2013 года) объявлялось прямо, что закон принят из-за того, что «анархисты готовили теракты».

Для анархистского движения последствия были еще более радикальными:

— Анархистское движение стало более подпольным и в массе своей непубличным. Вместо того, чтобы быть, как ранее, большой единой группой, оно организовалось по принципу инициатив, сгруппированных не по идеологическим предпочтениям, а по роду деятельности и степени доверия. Фактор личного доверия вообще приобрёл колоссальную важность.

— Культура безопасности в анархистском движении возросла в разы. Дача показаний в ходе уголовного или административного процесса в подавляющем большинстве случаев стала считаться поступком, несовместимым с дальнейшим участием в движении.  Даже сам факт общения с мусорами приравнивается теперь к грубейшему нарушению правил безопасности. Использование Tor Browser, VPN, PGP-шифрования стало не исключением, а нормой жизни.

— Анархисты оказались в непосредственном фокусе внимания спецслужб. Если раньше это место занимала оппозиция, то теперь ресурсы, тратящиеся государством на борьбу с анархистами, многократно увеличились. Против анархистов, помимо КГБ, работает целое управление ГУБОПиК МВД. Для накрытия анархистских встреч и задержания анархистов без раздумий привлекается не только ОМОН, но и СОБР. Было зафиксировано использование продвинутых технических средств (прослушка в помещениях, пеленгация сигнала мобильного телефона), не говоря уже о наружном наблюдении.

4. Разделение активистов на «легальных» и «нелегальных» оказалось во многом эфемерным и бессмысленным, равно как и обвинения в адрес «нелегалов» со стороны «умеренных» в том, что первые подставляют их под репрессии, проводя радикальные акции (а такие упрёки звучали неоднократно в первые месяцы после задержаний). Стало понятно, что для государства опасна любая активность, и жестким способом будут пресекаться любые попытки анархистов организоваться и заявить о себе. В то же время мусора активно пытались и пытаются внести раскол в анархистское движение по линии «радикал/умеренный». Хотя совершенно очевидно, что последовавшими за 2010 годом изменениями в законодательстве абсолютно вся анархистская активность была поставлена вне закона. На 2,5 года сел Полиенко – всего лишь неудачно поучаствовав в «Критической массе». После разрешенного митинга с анархистами получил 3 года Святослав Баранович – вообще даже не анархист. Для нападения на абсолютно мирный и легальный (с точки зрения закона) лагерь под Крупками был привлечён СОБР. Задержаниям подвергаются даже те, чья активность далека от «поджигательства». Из всего этого следует вывод, что не стоит подыгрывать мусорам в их логике, и что в любых репрессиях против анархистов виновато государство, а не другие анархисты. А также что в анархистском движении любые методы борьбы имеют право на существование, и критерием для их оценки может быть не сила «ответки» от Системы, а лишь их политическая эффективность в данный момент.

Две тысячи десятый год стал важнейшим уроком для нашего движения. Тяжелым, болезненным, но по сути необходимым. Это был экзамен и переход на качественно новый этап одновременно. Без сомнения, на нашем пути к революции нас ждут еще более тяжелые испытания, сложные решения, невзгоды и трудности. И пережить их мы можем только так же, как пережили 2010 год: мобилизовав всю свою смелость и верность идеям. Залогом нашего выживания в 2018 году, как и 8, и 100 лет назад, является взаимная поддержка, железная солидарность и доверие в наших кругах.

 

Приложение:

Анархия-21 (брошюра в pdf)

Интервью с анархистом Дмитрием Дубовским

Дмитрий Дубовский: Урыўкі з дзённіка палітнелегала.