Источник:

http://komuna.org.ua/?p=844

От автора:

Посвящается приходящим впервые в «левое движение» наивным идиотам – с надеждой, что часть из них все-таки не станет циничными мерзавцами.

Тому, кто давно участвует в мире левацкой псевдополитики и кто, перестав быть наивным идиотом, не до конца превратился в циничного негодяя, кто приобрел, ценой множества разочарований и утрат, способность трезво смотреть на вещи и не потерял мужества честно говорить о вещах, – тому известно, что существует общая схема эволюции левака.

Все начинается с того, что в левое движение приходит парень (реже – девушка) с горящими глазами, с небольшими теоретическими знаниями, но с сильным моральным импульсом бороться за справедливость, равенство, братство, счастье простых людей.

Проходит несколько лет, и наивный идиот становится циничным мерзавцем. Он знает все (и больше этого) про марксизм и анархизм, различает все тонкости взглядов Бордиги, Паннекука и Каматта, а между тем стремление к справедливости и счастью простых людей оказалось задвинуто куда-то на задворки подсознания, бессмысленная возня в левом «движении» стала самоцелью, и нет такой гадости, на которую он не пошел бы ради мелкокорыстных целей – своих личных или своей Всемирной партии мирового пожара – из 7 душ.

Почему так? Каковы причины такой деградации?

Поскольку психология человека обуславливается его социальным опытом, то причины моральной деградации левых активистов надлежит искать в деградации левых групп…

Недавно пришлось услышать от одного анархиста, что в организации Х происходит бюрократическое перерождение, и что руководство в ней захвачено кликой, идущей по реформистскому пути.

Услышав это, я еле сдерживал хохот, потому что на память сразу пришли организация Y, накануне волны народных протестов в России с увлечением сочинявшая себе подробнейший устав с тремя степенями посвящения и с 4-мя экзаменами по партийному Манифесту для желающих вступить в секту (где было около 10 человек) и приобщиться к ее таинствам, и организация Z, руководство которой было захвачено «узкой группой лиц, связанных между собой тесными, в т.ч. и сексуальными, связями, и навязавших свою волю всем активистам».

Если я ставлю вместо горделивых самоназваний скромные алгебраические значки X, Y, Z, то объясняется это не заботой, чтобы не пострадал, боже упаси, престиж вышеупомянутых организаций (какой уж у них престиж среди пролетарских масс?), а всего-навсего тем обстоятельством, что проблема вырождения и перерождения свойственна ВСЕМ претендующим на революционность организациям современной СНГовии (да и разве только ее? Читая в изданиях Интернационального коммунистического течения, а равным образом в изданиях отколовшихся от него групп историю расколов и отколов в ИКТ, поражаешься их до боли знакомым склочным характером).

Это не усложняет проблему, а упрощает ее. Если перерождение в кодлу змей является роковой тенденцией всех левых групп, независимо от их идеологии и множества других частных подробностей, то отпадает поверхностное объяснение такового перерождения ТОЛЬКО их авторитарной идеологией (т.е. тлетворным ленинизмом) – авторитарное перерождение является чуть ли не фатумом и для либертарных – левокоммунистических и анархо-коммунистических – групп – и реформистской практикой (перерождения не могут избежать и группы с самой правильной революционной идеологией). Тем более отпадает и объяснение событий чисто случайными причинами – в правильнейшую революционную организацию А вступил активист В, оказавшийся паскуднейшей свиньей и разваливший организацию, которая, не будь его, превратилась бы в лет эдак через 200 в настоящую КРПГ (ну, либо в РСДРП(б), либо в ФОРА – по вкусу).

Идеология играет, конечно, свою роль, либо несколько ускоряя, либо несколько замедляя вырождение. Играет свою роль и реформистская практика. Играют свою роль и особенности характеров различных активистов.

Но за всей этой совокупностью причин надлежит найти некий железный закон вырождения революционных групп в нереволюционных ситуациях и заодно посмотреть, настолько ли этот закон железен, что его и вправду нельзя никак обойти.

В поисках этого закона мы сознательно абстрагируемся от идеологических вещей, и будем рассматривать причины вырождения левых сект, общие им всем независимо от идеологии (сталинизм, троцкизм, левый коммунизм, анархо-синдикализм, анархо-коммунизм). Реформистская практика, игру в реальную политику и профсоюзничество крупных троцкистских и анархо-реформистских сект несколько усиливают, ускоряют и видоизменяют весь этот процесс, но причина их деградации во всех смыслах – не только в их реформистской идеологии.

Точно так же мы абстрагируемся от бесструктурного анархизма образа жизни, ограничившись указанием, что другим путем он приходит к тому же, к чему приходят игроки в сектстроительство – к превращению деятельности в левацком мирке в самоцель.

Относительно деградации анархистских активистов на avtonom.org недавно опубликовал свою статью «Нищета идеологии, или Ложные имена выдуманных вещей» Danila Dugum.

«Почему срок годности среднего активиста — год, два, редко дольше, а потом люди исчезают, кто в семьях, кто в работе, кто в наркоточках, а кто в репетиционных точках, кто за границей, а кто в сельских коммунах. Почему мы принимаем в наши ряды людей с распахнутыми сердцами, с глазами полными надежд, жадно глотающих знания? А через пару лет выходят из движения, как правило, люди разочарованные, озлобленные, озабоченные паранойей, сломленные…

И что, если главным продуктом нашей «артели» являются предатели… Понимаешь, важно не то, что мы делаем или хотим сделать. Важно то, что получается. А на выходе — куча разочарованных, ожесточенных, выхолощенных, стремящихся забыться в наркоте или в религии, в быте. В лучшем случае экс-анархист забывается в какой-то благотворительности, реализуя теорию малых дел. Он/она всё ещё верит в служение высоким идеалам юности. Но вчерашний бунтарь оскоплён. Он уже знает своё место. Годы дрессуры оказались не напрасными…

Мы — все вместе, не по отдельности, а как некий целостный социальный феномен — это артель, комбинат по переработке молодости в предательство. Это такой, допущенный системой институт, который вбирает в себя отчаяние недосоциализованных подростков и приучает их вечными ошибками и разочарованиями к покорности»

Так что проблема деградации активистов – это общая проблема и для организационистских сектстроителей, и для антиорганизационистских анархистов. Но я в этом исследовании по левацкому сектоведению ограничусь первым случаем, как более для меня знакомым.

Начать лучше с тавтологии.

Революционная организация – это организация, предназначенная для революционной борьбы. Революционная борьба – это борьба за власть, борьба за свержение эксплуататорской власти меньшинства и установление власти трудящегося большинства.

Вещи, вроде бы, азбучные и очевидные.

Из них следует, однако, что НЕ ЯВЛЯЕТСЯ революционной борьбой ни устройство пикета в защиту прав ЛГБТ, ни бессмысленное стояние у проходной с газетой «Смерть капиталу!», ни обличение в Интернете реформиста Иванова и догматика Петрова (читаемые, кроме них самих, разве что по долгу службы майором Сидоровым).

Пикет в защиту прав ЛГБТ, стояние у проходной и интернет-полемика могут быть вещами нужными и полезными (а могут и не быть таковыми), но к революционной борьбе сами по себе они отношения не имеют, потому что не являются борьбой за власть – как не являются таковой борьбой и борьба против уплотнительной застройки, коллективное изучение «Капитала», написание статей о тенденциях современного капитализма, переводы текстов Манделя, Малатесты и Каматта, драки антифа против фа и многое множество ВСЕХ других, нужных и ненужных, полезных, бесполезных и вредных, хороших и плохих дел, которыми заняты современные левые группы. Все это может быть нужным само по себе и может быть необходимым шагом к будущей революционной борьбе, но само по себе революционной борьбой не является, а поэтому не требует для своего осуществления революционной организации.

Революционная организация с необходимым ей высоким уровнем сплоченности, самодисциплины и самопожертвования есть инструмент непосредственной классовой борьбы, прямой конфронтации с государством и капиталом – конфронтации не в воображении ее активистов, а на деле. Если нет такой конфронтации, а есть – в лучшем случае – долгая, скучная и нудная подготовительная работа к ней, – революционная организация объективно не нужна и невозможна, возможны небольшие неформальные группы, занятые теоретической работой, индивидуальной пропагандой, уличными акциями и т.п. Такими группами и являются по факту современные левые секты.

Их вина не в том, что они не ведут революционной борьбы (по реальному соотношению сил в обществе они не могут сейчас вести ее), а в том, что они претендуют быть тем, чем они не являются и быть сейчас не могут – быть революционными организациями.

За горделивыми названиями типа РРП (Революционная рабочая партия), Союз революционных социалистов (СРС), Революционная конфедерация анархо-синдикалистов (РКАС) , Конфедерация революционных анархо-синдикалистов (КРАС), Автономный союз трудящихся (АСТ), Межпрофессиональный союз трудящихся (МПСТ), Международный союз анархистов (МСА) и т.д. скрываются маленькие группы человек по 10-15, в ЛУЧШЕМ случае ведущие пропагандистскую работу в Интернете, время от времени пытающиеся вести такую работу в реале, и чрезвычайно далекие от того, чтобы быть революционными организациями, в действительности, а не в своем воображении борющимися за власть трудящихся и находящимися в прямой конфронтации с буржуазией и государством (этим последним все они не опасны и не интересны, и никакие спецслужбы не делают левакам столько вреда, сколько сами леваки – друг другу).

Все это неизбежно (революционную организацию невозможно создать в период, когда она общественно не востребована), во всем этом не было бы беды и не было бы позора, если бы было адекватное осознание ситуации. Его нет. Каждая марксистская группа мнит себя РСДРП(б), а анархистская – ИРМ или ФОРА, только «ну очень маленькими».

Проблема в том, что 10 марксистов – это не РСДРП(б), а 10 анархов – не ФОРА. Разница здесь– качественная, а не количественная. Пути и методы деятельности, нормы внутреннего функционирования, человеческие взаимоотношения и человеческие типы реальной революционной организации и маленького кружка, занятого по преимуществу внутренними делами, не могут не иметь множество отличий.

Но маленькие кружки с горделивыми самоназваниями «Революционная рабочая партия» или «Союз революционных социалистов» логикой ситуации и своими претензиями быть тем, чем они быть не могут, принуждены всерьез считать себя настоящими революционными организациями и, именно поэтому, не имея возможности быть тем, чем они претендуют, они не делают и того, что они могли бы делать.

Разрыв между реальным бытием и ложным сознанием и есть причина вырождения приходящих в левые группы наивных идиотов в циничных манипуляторов.

Непосредственно революционную работу все эти группы не ведут и вести не могут. Трезво оценить свои силы и честно сказать то, что есть, они не хотят. Их положение шизофренично: их реальное бытие не имеет ничего общего с их иллюзорным самосознанием. Они не выдерживают проверки, если брать всерьез их претензии на роль революционной организации, и в случае, если требовать от них быть таковой, начинают сразу говорить о множестве объективных препятствий (в чем правы). В то же время они крайне обижаются, если их расценивают в соответствие с реальным бытием – как кружки молодых людей (случаи, когда в таковые организации приходят взрослые люди, имеющие семью и работу, очень редки, и, как правило, такие люди в подобных организациях не задерживаются – склонность к ролевым играм во взрослом возрасте уменьшается, а способность адекватно оценивать ситуацию увеличивается), молодых людей, многие из которых очень хороши и перспективны, но должны прежде всего учиться сами, и уж никак не могут учить пролетариат.

Революционная организация – это организация, состоящая из людей, действительно жертвующих всем революции, действительно строящих свою жизнь не так, как им удобно и привычно, а так, как нужно для революционного дела. Вот два случайных эпизода из разных времен старого революционного движения.

Среди революционерок 1870-х годов была Бетя Каминская, дочь богатого еврейского купца, пошедшая работать на московскую фабрику в целях агитационной работы. Что она должна была испытать, описывает Лев Дейч в своей книге «Евреи в русском революционном движении»:

«Чтобы поспеть на работу, ей приходилось в дождь и мороз, плохо одетой, бежать из одного конца обширного города в другой в четыре часа утра. Сколько трепета и страха испытывала при этих путешествиях слабая девушка, знала лишь она, да немногие такие же, как она, идеалистки—друзья ее, тоже бывшие цюрихские студентки.

По приходе на фабрику Каменской вместе с другими женщинами нужно было работать до позднего вечера при ужасной обстановке: на сыром, грязном полу они сшивали обрывки различного тряпья. Воздух был полон пыли от тряпок; эта пыль лезла в нос, уши, ела глаза; вентиляции, кроме двери, не было никакой. И за такую работу, длившуюся по 16 часов в течение суток, женщины получали только по 4 руб. 50 коп. в месяц на своих харчах. Помещались работницы в хозяйских казармах, т.-е. в подвальном этаже, скаменным, мокрым от помоев и разных нечистот полом, с крохотными оконцами, заносимыми зимою снегом. Вдоль стен шли в два яруса нары, на которых спали, тело к телу, по 20 женщин. Постелью им служила рогожа, а одеялами загрязненное верхнее их платье. Вонь и духота стояли в этих «спальнях» невыносимые; насекомые разных мастей кишели уймами. Пищу варить работницам негде было, да и не из чего,—они обходились, поэтому, одним лишь черным хлебом с квасом и огурцами.

Весь этот ужасный каторжный режим добровольно наложила на себя изнеженная Бети: разделяя ужасную участь русской фабричной работницы, эта слабенькая еврейская девушка хотела разъяснить несчастным своим подругам причины их каторжного труда, а также указать им путь к выходу из их положения.

Чтобы стать еще ближе к работницам, Бети, спустя некоторое время, такжепоселилась в казарме. Но там, несмотря на неимоверное утомление, она, вследствие удушливого воздуха, обилия насекомых и храпа товарок, не могла долго засыпать; когда же лишь поздно ночью она впадала в забытье, ее и других будили сторожа вставать на работу. Не умывшись по-настоящему, без чая и горячей пищи, спешила изнуренная Бети на фабрику. Тяжесть труда ее усиливалась еще тем, что ей, как и другим, приходилось таскать на себе большие тюки с тряпками весом в 11/2—2 пуда по лестницам и по двору. Маленькая, щуплая, походившая на подростка Бети сгибалась под этой непосильной ношей, с трудом удерживаясь на скользких ступенях, чтобы не скатиться вниз. Слезы огорчения за свое бессилие выступали на ее добрых, вдумчивых глазах. Не раз эта героиня-мученица проклинала свою физическую слабость, мешавшую ей выносить этот неимоверный труд…

Но и столь, казалось бы, беспредельно-тяжелое положение вскоре сменилось для бедной девушки еще худшим: из тряпичной фабрики она должна была перейти на большую суконную мануфактуру, в которой работало несколько тысяч человек; обоего пола и разного возраста. Условия труда здесь были еще тяжелее: Бети приходилось при самой напряженной, интенсивной работе простаивать на ногах по 14 часов. Утомление ее доходило до такой степени, что, под предлогом нужды, она уходила в отхожее место, чтобы там, на грязном, залитом нечистотами полу вздремнуть на несколько минут…

На этой крупной капиталистической фабрике слабенькая Каменская также должна была на своих тощих плечах таскать пудовые тюки сукна, под тяжестью которых она сгибалась в три погибели. Условия работы еще тем были ужасны, что по-недельно происходили смены рабочих с дневных на ночные и обратно; поэтому, непривыкшая спать днем Каменская валилась от усталости с ног, работая в течение ночей.

Мало того. По окончании работы женщины обязаны были еще убирать мастерские и казармы, где они спали, мыть полы, носить дрова и воду для мастеров и прикащиков, полоскать на речке белье служащих и т. д. Руки несчастной Бети пухли от мокроты и холода, кожа трескалась, глаза мутились, а в ушах не прекращался шум от трескотни машин…

И все это терпеливо переносила одушевленная идеей о необходимости работать для блага человечества слабая в физическом отношении, но сильная духом молодая пропагандистка.

Она не только безропотно совершала свою адскую работу, но нередко помогала еще другим, являясь первой, когда та или другая работница отказывалась от требовавшейся от нее обязанности…

При таких-то условиях Бети Каменская вела пропаганду социализма…».

Или другой, куда менее известный пример о мужественном человеке, входившем в отнюдь не самую лучшую из революционных организаций прошлого – об активисте Сионистско-социалистической партии (по своим позициям близка левым меньшевикам) Вениамине Бромберге (1904-1942), в середине 1920-х годов являвшемся профессиональным революционером – подпольщиком. Бромберг «ездил по всей Белоруссии, по Украине, появлялся в разных местечках раздетым, потому что в дороге приходилось продавать одежду прямо с тела, чтоб купить билет до нужного пункта, эта деталь запомнилась – денег у организации не было совсем, он на свои должен был ездить повсюду – и создавал в местечках ячейки. Ячейки партии и союза “Югенд-ЦеЭс” (Михаил Хейфец. Воспоминаний грустный свиток).

На нравы современных активистов, которые нередко не могут выехать по делам за 100 км в соседний город и ищут не средства, как что-либо сделать, а причины, почему это можно не делать, все это совершенно не похоже.

Впрочем, случаи, когда левые активисты поступали работать на завод и работали в условиях не лучших, чем довелось Бете Каминской, известны. По большому счету, результата это не давало. Поэтому можно сделать вывод, что для настоящей революционной организации с ее высоким уровнем самопожертвования время еще не пришло. И упреки в адрес современных леваков – не за то, что они не дотягивают до Каминской, Бромберга и многого множества других героев прошлого, а за то, что они, не будучи героями, принимают себя за героев.

Они берут у революционных организаций прошлого не содержание – революционная работа, а форму – организация, дисциплина и т.д., форму, которая не нужна и бессмысленна без содержания. В итоге и получается крайне несерьезный характер всех их серьезных революционных речей.

Революция – дело страшное и кровавое. В ней убивают и умирают. За революционную деятельность пытают и калечат. Кровь и смерть – вещи реальные и серьезные. В них не играют.

Сейчас же ура-революционные выкрики в Интернете и в сектрассылках нередко пишут мальчики-буржуйчики, профессора, доценты и аспиранты, знать не знающие, что такое кровь и смерть, успешно делающие карьеру и не пожертвовавшие революции не только жизнью и свободой, но и работой, карьерой и т.п. Единство слова и дело – необходимое качество революционера, у современных псевдореволюционеров отсутствует напрочь. Поэтому они могут вызывать только чувство крайнего омерзения.

Впрочем, играющим в революцию мальчикам (и девочкам) из хороших семей есть куда уходить и на пост вождя секты чаще попадают не они, а люди из более плебейских слоев, для которых сектстроительство – средство обрести в своих глазах значимость. Мальчики же и девочки, наигравшись, находят другие способы самоутверждения. Сколько из лидеров сталинистской ультрасекты, РКСМ(б) , наигравшись, стали какими-нибудь риэлторами?

Есть версия, объясняющая не всю действительность, но немалую часть ее, что шизофренический характер современных левых сект объясняется их физиологической трусостью. Идти на реальную борьбу и репрессии они боятся, забить на все им тоже впадлу, поэтому бессознательно они выбирают псевдодеятельность, которая не дает ничего, кроме чувства иллюзорного самоутверждения.

На самом деле, если бы они и выбрали прямую конфронтацию (в сектах есть немало людей, лично мужественных, самоотверженных и т,д.) с государством и капиталом, это мало что изменило бы, только игра стала бы кровавой (как войны фа и антифа или как Одесское дело). Условий для непосредственно революционной работы нет, и попытки создать их искусственно обречены на провал.

Но, во всяком случае, Игорь Данилов, проявивший единство слова и дела, – герой, а вот активисты играющих в партии и беспартии сект – нет.

Активист, приходящий в секту, сам еще не зная, что он может сделать для счастья человечества, загружается псевдозанятиями и псевдопроблемами (вроде обсуждения 23-го пункта программы, 6-го приложения к уставу и полемики с конкурирующей сектой). От решения таких псевдопроблем ничего в реальном мире не меняется, а активист либо разочаровывается во всем и уходит, получит прививку от революционной работы на всю оставшуюся жизнь, либо становится профессиональным леваком-циником.

Псевдореволюционная организация делает его не лучше, а хуже, не воспитывает в нем самостоятельное мышление, а глушит его, не дает ему необходимые для его классового сопротивления капиталу знания и навыки, а загружает его ненужными и вредными знаниями и навыками (когда раскололись моренисты и ламбертисты? Как удачно провернуть интригу в секте?).

Игровой и реконструкторский характер имеют не только псевдореволюционные, но и псевдореформистские организации. Если в России ПОКА невозможна непосредственно революционная работа, то в силу упадочного характера современного российского капитализма здесь ВООБЩЕ невозможна реформистская работа. Поэтому здесь нет не только революционеров, но и реформистов. Российские революционеры – это псевдореволюционеры, а российские реформисты – это псевдореформисты, играющие в парламентаризм и профсоюзничество, как их более радикальные конкуренты по части исторической реконструкции играют в ленинизм и анархизм. Псевдореформистами являются как парламентские системные партии – КПРФ и Справедливая Россия, так и группы типа РСД или ЛСД.

Поэтому тот же цинично-игровой характер присущ организациям не только псевдореволюционеров, но и псевдореформистов.

Оставив в покое псевдореформистов, вернемся к псевдореволюционерам.

Неправильно осмысленная традиция прошлых поколений довлеет как кошмар. Все усвоили, что для победы революции нужна организация (речь идет про марксистов и организационистских анархистов, анархо-разгильдяи – другая история, у них, впрочем, аналогичным образом деятельность воспринимается не как средство для совершения революции, а как самоцель, как способ приятного времяпровождения), и с увлечением ее строят. На самом деле организация – средство, а не самоцель. Цель –социальная революция и бесклассовое общество. Оргстроительство, ставшее самоцелью, уже поэтому является препятствием социальной революции. Левые группы вырождаются и будут вырождаться, пока не усвоят, что не работа нужна для пользы их организации, а организация нужна для пользы революционной работы.

Прочна та организация, которая существует для работы. Организация ради организации обречена на вырождение. Когда человек, остро чувствующий несправедливость буржуазного мира, решает вступить в борьбу с капитализмом и государством, – первым делом ему надо спросить себя: что он может и хочет делать? Чувствует ли он в себе больше сил и способность к теоретической работе, к устной пропаганде, уличным акциям и т.д. и т.п. ? Если для того, что он может и хочет делать, нужна совместная работа с другими людьми, он вступает с ними в кооперацию, если кооперация устойчива и постоянна, она называется организацией.

Организация – не самоцель и не фетиш, а всего-навсего форма устойчивого и постоянного сотрудничества группы людей. Если под организационной формой есть реальная социальная связь – реальная совместная работа, имеющая объективную социальную пользу и дающая результаты, тогда организация прочна. Если организация существует для организации, а не для реальной работы, она обречена на вырождение, а ее активисты, вместо изменяющей мир деятельности поглощенные внутренней возней, обречены на вырождение в циничных мразей.

Реально, как и следует ожидать, в сектах доминирует противоположный подход. Они говорят тем, кто рвется на борьбу с капитализмом, – хочешь бороться – вступай к нам!

Человек вступает. Тогда естественно возникает вопрос: а чем его, лапочку, занять? Что бы ему такое придумать? Ведь даже сектантские вожди прекрасно понимают, что секта, не связанная какой-либо, пусть даже иллюзорной, общей деятельностью, обречена на распад.

Реальной общей деятельности у секты нет. Она могла бы быть, если бы секта не была бы сектой, если бы у входящих в нее активистов был бы критический смысл, чтобы трезво оценивать свои силы и искать верные пути общей деятельности, наконец, если бы была готовность отвечать за последствия этой реальной деятельности (за реальную борьбу, пусть даже скромную, карают куда сильнее, чем за имитацию борьбы, и рабочий, вступающий в конфликт с начальством на своем производстве, куда более подвергается репрессиям, чем авторы ура-революционных выкриков в интернете).

Поскольку реальной общей деятельности нет, то есть деятельность иллюзорная, имеющая целью не воздействие на внешний мир, а укрепление внутренней спайки секты и рост ее престижа среди других сект (вместе ходить и клеить стикеры не потому, что это на кого-то повлияет, а потому, что активистов секты надо чем-то занять).

В итоге получается не организация для успешной работы, а организация как самоцель и работа как средство сохранения и укрепления организации и увеличения ее престижа. Отношения переворачиваются, и цель становится средством, а средство – целью (капиталистический товарный фетишизм господствует и в левацких сектах, которые представляют собой не отрицание капитализма, а его часть).

Таким образом, деятельность секты уподобляется мартышкину труду.

Поскольку он заведомо не нужен, еще более важным средством спайки секты становятся борьба с другими сектами и прочее приятное времяпровождение (от совместных пьянок и сплетен до борьбы с уклонами в собственных рядах).

Такая спайка неустойчива.

Организация реально не нужна, именно поэтому она легко раскалывается. В самом деле, с точки зрения классовой борьбы и мировой революции совершенно безразлично, останется ли единой секта из 10 человек, расколется ли она на 2 секты по 5 человек или на 5 сект по 2 человека. Поскольку нет общей работы и нет реальной необходимости в сохранении единой организации в интересах общей работы, секты легко раскалываются по причинам личной неприязни и личных склок – причинам, доминирующим на самом деле в сектантском житье-бытье и в сектантских расколах, при которых всякая марксистская и анархистская политическая идеология является всего-навсего иллюзорной идеологической надстройкой над вполне себе фрейдистским базисом.

Блок и союз сект при отсутствии реальной общей работы тоже совершенно не нужен. Он создается потому, что все готовы на словесном уровне выступать за единство, сохраняя при этом камень за пазухой в отношении своих дорогих союзников, но общей работы, без которой реальное сотрудничество невозможно и ненужно, нет, – и поэтому при первом плохом случае блок распадается.

Именно такая судьба постигла Социально-Революционное Действие (СРД), где общего дела не было, и именно поэтому СРД распалось. Я не оправдываю ни себя и своих (уже бывших) товарищей из СРС, ни других участников СРД, а просто указываю объективную причину.

Есть совместная работа – есть и надобность преодолевать конфликтные ситуации внутри группы или между группами ради продолжения совместной работы, которая действительно важнее всяких личных недоразумений. Если совместной работы нет – тогда все призывы ставить общее дело выше личных амбиций бесплодны, т.к. нет общего дела, есть амбиции кружка из 5 (10 или 15) человек.

Нужно подчеркнуть, что тенденция к сектизации левой группы стремительно усиливается в период отсутствия всякой работы вовне, и может временно ослабевать, когда эта работа появляется в силу каких-то сдвигов общеполитической ситуации. Но, поскольку эти сдвиги совершенно не зависят от воли левых групп, умеющих только реагировать на ситуацию, а не создавать ее, и не способных к продумыванию (и уж тем более – к реализации) каких-то нестандартных и нешаблонных путей работы, то с новым изменением внешней ситуации тенденция к сектизации нарастает с новой силой, и, когда она достигла определенного предела, она побеждает окончательно. После этого призывы реформировать левую группу бесплодны, потому что она уже стала самодостаточной сектой.

Деятельность левых групп чрезвычайно напоминает ролевые игры, когда играют в большевиков, в анархистов, ИРМ и НКТ-ФАИ, в борьбу с оппортунизмом, анархизмом и большевизмом (это кому как по вкусу).

Повторяют старые грозные слова, которые 100 лет назад были весомы и полноценны, потому что за них платили чужой и своей смертью. Сейчас смерть, в общем-то, никому из леваков не грозит, и потому всякие революционные фразы приобретают поневоле комический характер.

100 лет назад, идя в революционное движение, человек знал, что его ждет тюрьма и ссылка, весьма вероятно – каторга, и совсем не исключено – виселица. Поэтому у него был куда более серьезный подход ко всем вопросам, и вся его деятельность никак не имела игрового характера.

Сейчас играют. Государству и капиталу вся эта левацкая возня ни капли не страшна, и ни одна спецслужба не вредит так левакам, как вредят они себе сами – вредят, думая, что делают хорошее и правильное дело, строят организации, поднимают народные массы и борются со всякими уклонами.

В большинстве случаев они не замечают комизма своей собственной деятельности (те, кто замечает, и остается в ней, становятся совсем уж законченными циниками – пример – Верник). Играют всерьез – и именно поэтому дуреют и звереют.

О том, как все это происходит, следует поговорить подробно.

Для изучения левых сект метод истмата, увы, мало пригоден (какие там производительные силы и производственные отношения? Что секты производят, кроме потребляемых ими самими текстов?), придется обращаться к таким буржуазным лженаукам, как психоанализ, социология малых групп и чуть ли не соционика. Исторический материализм способен объяснить происхождение левых сект и их место в структуре упадочного капитализма, а вот изучать их внутреннее функционирование придется другими методами.

Перечитав №4 «Максималиста», посвященный вопросам организации, в поисках чего-то интересного для своих новых мыслей, я увидел, что ПОЧТИ ВСЕ статьи описывают революционные организации, какими они должны быть, а не секты, какими они есть. И потому все это – чистый и бесплодный идеализм. Единственное исключение – прелестная и реалистическая (хотя и написанная жутким гегельянским языком) статья Каматта «Об организации», где левые группы прямо и честно приравниваются к мафиозным бандам.

Каматта, надо полагать, допекло пребывание в бордигистских группах, и писал он очень реалистично и со знанием дела. Точно так же была написана и моя статья (за подписью – А. Васильков) «К социологии и психологии левых сект», представлявшая первое приближение к анализу данной проблемы.

В объяснение причин возникновения особого левацкого мирка в ней было сказано:

«Если мы посмотрим на причины, которые толкнули нас, активистов левых групп, на приход в движение, то увидим лишь мало случаев, когда главной побудительной силой были доподлинные голод и нищета. Выходцы из самых низов пролетариата в современном левом движении почти столь же редки, как и выходцы из верхов буржуазии. Зато можно вспомнить множество случаев, когда на протест толкали проблемы с родителями и прочими родственниками, с учителями и соучениками, неспособность и нежелание вписываться в буржуазный мир. Вся эта социальная неадаптированность вызвана характеризующим эпоху упадочного капитализма распадом коллективных «мы», разложением общества на атомы-индивиды.

Но человеческое «я» — всегда лишь точка пересечения разных «мы», с разрушением «мы» обречено на исчезновение и «я». Всему сущему свойственна тенденция к самосохранению, и, чтобы спастись от гибельной пустоты, , «я» эпохи позднего капитализма и распада прежних «мы» — классовых и национальных, лихорадочно пытаются создать новые «мы», новые человеческие общности, в которых «я» будет пребывать вместе с близкими ему «я» «нераздельно и неслиянно». Отсюда подъем таких явлений, как футбольные фанаты, молодежные субкультуры, ролевые игры и – чуть ли не в первую очередь – религиозные и квазирелигиозные секты, причем, с точки зрения исторического материализма, бОльшая часть левых групп должна быть зачислена именно в разряд квазирелигиозных сект.

Предоставленные с распадом коллективных «мы» самим себе, не находя взаимопонимания ни в семье, ни в прочем бытовом окружении, не желая подчиняться рабской пословице «с волками жить – по волчьи выть» индивиды, выбравшие многотрудный путь борьбы за социальную революцию, преследовали, делая свой выбор, две цели, хотя сознавали оба эти момента не всегда и не полностью:

1). Осознав связь своих личных больших проблем с проблемами всего общества, они хотели революционным решением этих общих проблем решить и свои проблемы (я не могу быть рабом, я осознал, что в этом обществе я вынужден быть рабом, поэтому стремлюсь изменить мир); 2) Это осознавалось нами самими обычно хуже — Мы хотели уже в ходе борьбы создать свой новый мир, свое новое «мы», мир революционного товарищества и братства…

Этот замкнутый и относительно независимый от буржуазного общества мир, где отношения товарищей избавлены от корысти, властолюбия и интриг, где все должно было отрицать проклятый мир сломленных капитализмом и привыкших, что плетью обуха не перешибешь, родителей, своей особой атмосферой действительно должен был противостоять буржуазному миру и представлять начало нового мира».

Таким образом, левацкий мирок является попыткой создания особого контробщества в рамках буржуазного общества.

Поскольку, однако же, буржуазное общество характеризуется тенденцией к установлению всеохватывающего господства, оно легко подчиняет и перестраивает по своему образу и подобию и левацкий мирок, являющийся не угрозой капитализму и не отрицанием капитализма, но составной частью капитализма, только в особенно карикатурной форме.

Люди, уходящие в левацкий мирок, люди, сформированные и деформированные капитализмом по образу и подобию своему, строят этот мирок, воспроизводя отношения капитализма – отношения конкуренции, манипуляторства и господства. При этом делается это с тем большим рвением, чем более процесс является бессознательным, и чем больше люди верят, что борются за всеобщее счастье, подчиняют личное общественному и изничтожают всевозможные уклоны.

Любая группа людей, спаянная более-менее тесно общими интересами, занятиями и времяпровождением, образует особое сообщество, обретающее свои нормы и стремящееся стать самоцелью. Цель создания такого сообщества (в данном случае борьба за социальную революцию) отодвигается на задний план, вперед выходит самосохранение и воспроизводство сообщества.

Такая тенденция неизбежна даже в настоящей революционной организации (без забот об ее сохранении она расползлась бы как кисель), но без противодействия такой тенденции получается не революционная группа, а коллектив совместного времяпровождения.

Таковым коллективом и является любая секта. Она представляет собой опиум для леваков, деятельность в ней – это не средство изменить мир, а способ забыть о мире и его реальных страданиях, всерьез поверив, что эти реальные страдания мира можно побороть, разоблачая оппортуниста Иванова и догматика Петрова.

Опиум вреден, но приятен. Именно поэтому, попав в секту, человек, изначально мучившийся страданиями мира, достаточно быстро забывает о них, получает иллюзорное личное освобождение, обретает иллюзорную значимость собственной жизни и в итоге, когда после ряда перипетий до него доходит, что вся деятельность всевозможных сект иллюзорна, часто выбирает продолжение ее, и становится активистом образа жизни, законченным циником и мерзавцем.

Ошибочно считать, что противоречия внутри сект обусловлены политическими причинами. Политические вопросы интересуют в сектах лишь отдельных людей, мотивация же большинства членов секты и секты как таковой совершенно другая – необходимость удержания власти и престижа у вождей секты, необходимость сохранения психологического комфорта своего сектантского мирка, а равным образом сохранения милых сердцу предрассудков у большинства активистов. Наивен тот, кто, будучи полностью прав политически, захочет убедить в своей правоте своих со-сектантов. То, что он говорит, им (за отдельными исключениями) не важно, важно то, как он говорит, и не затрагивает ли он дорогие предрассудки или не наезжает ли на товарищей.

Революция сектам не нужна. Она уничтожит их существование, тогда как любой институт (даже столь никчемный, как левацкая секта) стремится к самосохранению и увековечиванию.

Левацкая секта имеет некие численные пределы, вычисляемые сугубо эмпирически. Дойдя до них, она неизбежно раскалывается. Поэтому надежды искренних сектантов, что путем непрерывного роста из какого-нибудь Всемирного авангарда мировой революции (из 6 душ) вырастет РСДРП(б) заведомо бесперспективны.

Если реальная причина склок и расколов в сектах не лежит обычно в сфере политических разногласий (главным приоритетом политические вопросы являются лишь для небольшой части активистов сект), то чрезмерным упрощением было бы сводить эти склоки к борьбе за власть, престиж и лидерство.

Не отрицая этот момент, следует указать на другую причину, обычно не замечаемую, хотя очень важную. Причина эта выражается народной пословицей «не сошлись характерами», а дать научное объяснение несходства характеров пытается соционика.

Почему одни люди сразу нравятся мне, а другие сразу вызывают неприязнь и настороженность, хотя ни они мне, ни я им не успели еще сделать ничего плохого? Почему нередко встречается чудовищное взаимонепонимание между людьми, в т.ч. даже между людьми, относящимися друг к другу с большим уважением и симпатией? На эти вопросы и стремится ответить соционика.

Соционика – новое направление исследований, в ней, во всяком случае, есть много дискуссионного, и по мнению ее трезво-критических сторонников она не развилась еще до стадии полноценной науки. Тем не менее, применение соционики к анализу левых сект (как и любых замкнутых коллективов) обещает быть весьма полезным.

У левых активистов есть разная система приоритетов (что им, собственно, надо от «левого движения» и своей деятельности в нем), разные представления о допустимом и недопустимом (то, что для одного – чудовищное преступление против коммунистической этики, для другого – незначительный и извиняемый проступок), разное восприятие собственных действий и действий других людей.

В итоге если, скажем, для активиста Иванова приоритетом является политическая работа и деятельность в секте ему нужна для изменения мира, а для активиста Петрова и активистки Сидоровой секта нужна как среда обитания, куда можно укрыться от бедствий мира, и приоритетом является сохранение взаимопокрывающей дружеской атмосферы в коллективе, где все друг друга любят и ценят, то критика Ивановым политических ошибок секты и глупости ее активистов будет восприниматься не как политическая критика с целью превратить любимую Ивановым секту в настоящий авангард мировой революции, а как личный наезд, подрывающий моральный климат в нашем теплом коллективе. И все попытки Иванова достучаться до политического мышления Петрова и Сидоровой будут заведомо бесплодны, потому что оно у них в данной ситуации отключено (если даже и включено в других ситуациях, что сомнительно). И, поскольку никакого политического мышления в секте нет и быть не может, а авангардом мировой революции она станет разве что одновременно с вторым пришествием Иисуса, то в описанной ситуации Иванов выглядит круглым идиотом (хотя с политической точки зрения он кругом прав, а неправ лишь в том, что считал, что эта политическая точка зрения является приоритетом для его секты).

Или же для активиста Иванова (тип наивного идиота) заведомо недопустимым является интриганство и манипуляторство в отношениях с товарищами, тогда как для Петрова (тип циничного мерзавца) интриганство и манипуляторство есть необходимое средство сохранения секты, а заодно – и своей власти в ней.

Подобных примеров можно привести из жизни много. Если есть общее дело и есть надобность преодолевать взаимные недоразумения, взаимные недоразумения в определенной степени преодолеваются и отодвигаются на задний план. Если такого дела нет (как нет его в сектах), а есть занятый своими проблемами замкнутый небольшой коллектив, то недоразумения растут как снежный ком, и взаимонепонимание переходит во взаимную неприязнь, а потом и во взаимную ненависть (как в случае с родственниками или соседями, которые перестали бы ненавидеть друг друга, если бы могли без проблем разъехаться).

Если есть сплоченные небольшие группы, занятые общим делом и связанные взаимопониманием активистов, тогда проблемы нет. Если есть секта, носящая какое-нибудь горделивое название и стремящаяся к численному росту, проблема будет нарастать по мере роста секты, куда будут приходить разнородные с психологической точки зрения люди, пока дело не кончится расколом и возникновением более однородных с психологической точки зрения сект. В них затем история повторится снова…

Секта неизбежно стремится к вербовке прозелитов. Вербовка прозелитов осуществляется на идеологической основе, и желающий вступить в секту расценивается сектой не с точки зрения своих человеческих качеств, а с точки зрения словесного согласия с символом веры в секты. В итоге секта не может наладить сотрудничество со стóящими людьми, несколько расходящимися с ней в понимании 28-го и 35-го пунктов ее программы, зато с радостью необыкновенной принимает в свои ряды законченного дебила и проходимца, разделяющего партийную программу.

Дальше этот дебил и/или проходимец либо ничего не делает (что лучший вариант), либо начинает реализовывать через секту свои замыслы или инфантильные фантазии. Его никчемность и вредность с лихвой перекрываются в глазах секты его правильной политической линией (благо, эта линия ничего не стоит, и от принятия партийной программы ни с кого ничего не убудет).

Дальше вступает в силу закон тектологии, открытый Богдановым: прочность системы определяется прочностью ее самого слабого звена, а умственный и моральный уровень секты подстраивается под уровень самого никчемного из ее активистов.

Когда такое подстраивание надоедает части других активистов, обостряются склоки и происходит раскол. Поскольку новая секта точно так же стремится к вербовке прозелитов, то сказка про белого бычка повторяется заново.

Для урегулирования (до поры до времени) внутренних склок и удержания обреченной на развал в силу отсутствия реального дела секты существует вождь. Вождь имеет несколько функций, нас здесь интересует его роль во внутреннем функционировании секты. Это – главная его функция, поскольку, вопреки надеждам наивных идиотов, секта существует не для мировой революции, а для самой себя. Она – не средство, а самоцель.

Вождь – ключевая фигура секты. Вождя не избирают, вождем становятся. Вождь может не иметь по уставу никаких особых прав, и быть лишь рядовым членом (в несталинистских сектах на уровне фразеологии вождизм не любят). Но мы исследуем здесь реальные отношения, а не юридическую формалистику.

Вождем изначально становится не худший, а лучший, не самый циничный, а самый искренний, тот, кто берет все на себя. Взяв все на себя, он лишает этого всего других и превращается в авторитарного управляющего сектой, которую он воспринимает как свою собственность.

Вождь тоже человек, и иногда он устает. Тогда у него появляется искушение переложить часть руководства на своих приближенных. Это – опасный путь, потому что тогда из таких приближенных вырастают новые конкурирующие вожди.

Вождь – не наследственный монарх, чья власть и чей престиж неоспоримы. Свои власть и престиж он должен постоянно отстаивать в конкурентной борьбе, на что у него уходит столько времени и сил, что думать об общеполитических вопросах или мучиться страданиями обездоленных времени и сил у него уже не остается. Эта постоянная борьба чрезвычайно содействует развитию у вождя манипуляторства и цинизма.

Вождь должен иметь своеобразное соединение идеализма и цинизма. Без способности проявлять иногда идеализм и с горящими глазами говорить о счастье человечества, он не мог бы влиять на приходящих в секты наивных идиотов. Но, поскольку сам он наивным идиотом давно уже быть перестал, то его идеализм – лишь словесный и психологический пережиток его безвозвратно ушедшему прошлому, пережиток, умело извлекаемый из психики по мере надобности, сам же он давно стал циником и прохвостом.

Вождь не верит в революцию и с усмешкой смотрит на ревность неофитов.

Не веря в революцию как в реальную перспективу, вождь, по- хорошему, давно должен был бы уйти от игры в ревстроительство и заняться частной жизнью. Но на такое идут только лучшие, наиболее честные из наивных идиотов, после того, как они раскусили характер сект и наивными идиотами быть перестали (как сказал один бывший троцкистский активист: «нет революции – нет и революционеров», и тут он был полностью прав). Наивному же идиоту вождем секты не стать – хотя вождем революционной организации и революционного движения наивный идиот стать может. Наивной идиоткой была Спиридонова, наивными идиотами были Соколов с Климовой, да и Бакунин был ближе всего к этому социотипу.

Наивный идиот – вовсе не идиот в общепринятом смысле слова. Среди приходящих в левые секты людей нередки и не наивные, а клинические идиоты, не умеющие связать двух слов, называющие родной ЭСЭРЭС СЫРЫСЫ, страдающие (или наслаждающиеся – кто их разберет?) сексуальными перверсиями, увлекающиеся садизмом и мазохизмом, ходящие в накидках с надписью «Смерть – мать порядка» и с увлечением играющие в инфантильные игры с комитетами безопасности. Но такие клинические идиоты не принадлежат к социотипу наивного идиота, они обыкновенно еще и хитры, и поэтому устраиваются на пост фаворитки при вожде (на вождя они все-таки не тянут).

В отличие от них? наивный идиот верит в то, что он говорит и верит в то, что ему говорят другие – те, кого он считает другом, а не врагом; мир однозначно поделен для него на своих и чужих; наконец, целью его деятельности и вправду является мировая революция, а не сектстроительство. Тип наивного идиота хорош своей искренностью, губит его неспособность трезво оценивать ситуацию. Когда он, ценой мучительных разочарований, приобретает такую способность, он нередко уходит в частную жизнь, нередко превращается в циника, но иногда способен выковать из себя хорошего революционера, отличающегося пессимизмом ума и оптимизмом воли.

В отличие от наивных идиотов, для вождя и прочих профессиональных сектстроителей сектстроительство давно уже стало самоцелью, и вся эта мышиная возня является образом жизни, средством заполнить пустоту существования при капитализме.

При этом вождь должен любить свою секту ревнивой любовью собственника и строго-настрого пресекать поползновения отнять у него эту игрушку.

Секта для него действительно может стать суррогатом семьи. Тем хуже – она заменяет тогда для вождя и для нашедших в секте психологическое прибежище от страданий мира наивных идиотов этот действительный мир и становится «опиумом для народа», средством отвлечения от действительной жизни и действительных проблем. Склочная возня в своей секте и в левацком мирке подменяет действительную классовую борьбу.

Вождь должен опираться на фавориток, при этом эти фаворитки могут быть и мужского пола (гомосексуальные элементы в психике вождя для последнего случая желательны, но не обязательны; случаи, когда вождем секты была бы женщина, достаточно редки). Спать с фаворитками и вообще отвечать им взаимностью вождь не обязан, – нет более трогательного (и более мерзкого!) зрелища, чем безответно влюбленная в вождя фаворитка, готовая пойти за него на любую гадость, терпеливо сносящая все его упреки, и беззаветно рвущаяся за него в бой, когда его положению что-то угрожает.

Польза от фаворитки для вождя – не сексуальная (спать-то он может и с беспартийными), а социальная – в ней он имеет безоговорочную опору при всяких разногласиях внутри секты. Поскольку несколько опор лучше, чем одна, для вождя желательно наличие нескольких фавориток. Учитывая небольшие размеры всех сект, несколько безоговорочно преданных людей дают достаточную гарантию сохранения вождем его власти.

Другая, еще более важная, опора вождя – контроль за техникой – за сайтом, рассылкой, печатными устройствами, кассой (если она есть не только в минусах) и т.д. Здесь – и только здесь – в сектах торжествует принцип истмата: у кого власть над средствами производства и общения, у того и власть в обществе. Поэтому вождь может переложить на кого угодно политические и теоретические вопросы, может переложить даже работу с контактами, но никоим образом не может отдавать контроль за техникой.

В свою очередь, как победа социальной революции означает установление власти трудовых низов над средствами производства, так и восстание против вождя может стать успешным, лишь в случае экспроприации у него средств производства и общения. Всем оппозиционерам во всех сектах нужно это постоянно иметь в виду: хотите свергнуть вождя, то махните рукой на все политические дискуссии с ним – они никому, кроме вас, не нужны, а забирайте технику и (что тоже немаловажно) контакты. Впрочем, в случае вашей победы вы почти со стопроцентной вероятностью станете такими же тварями.

Вождь не может допускать существование в секте самостоятельных, инициативных и волевых людей, которые в перспективе могут стать его конкурентами. Здесь не идет речь о личных качествах вождя, которому ничто человеческое не чуждо, и который до поры до времени способен на всякие сантименты, речь идет об объективной логике ситуации, и вождь рассматривается исключительно с точки зрения своей социальной функции. А соответственно этой функции все, кто не поддерживает вождя при любых обстоятельствах (пусть даже с кислой миной и показывая фигу в кармане), должны быть выжиты из секты.

В итоге, если для настоящей революционной организации чем больше в ней самостоятельных, ярких и волевых людей – тем лучше (работы – непочатый край, и для каждого дело найдется), то в секте такие люди не уживаются. Они либо уходят, либо, если вождь не сумел проконтролировать все до конца (а это не всегда возможно – вождь, например, не может полностью контролировать то, что происходит в другом городе; поэтому, когда у секты образуется две и больше полноценных местных групп, это верный симптом, что скоро будет раскол), то, опираясь на собственную базу, организуют раскол и становятся вождями новых сект. И цикл микро-инферно повторяется заново.

В секте же остается вождь (фигура постоянная), его фаворитки и наивные неофиты, вступившие в секту недавно и еще не осознавшие, в какое дерьмо они вступили. По мере осознания неофитам предстоит сделать выбор: уйти ли в панике из всей этой клоаки и заняться выращиванием гераний и разведением канареек, стать ли фаворитками вождя, или же, если в них есть силы и способности, самим потягаться за вождевую нишу.

Есть еще четвертый вариант: попробовать все трезво осмыслить и начать искать пути подлинно революционной работы, но он настолько редок и настолько мучителен, что лучше о нем даже и не говорить.

Неофитами становятся те самые пошедшие в «левое движение» наивные идиоты, и вправду готовые умереть за справедливость, равенство и счастье простых людей. Вождь (и его фаворитки – закоренелые в цинизме ветераны левацкого мирка) относятся к таким наивным идиотам с проницательной иронией – укатают, мол, Сивку, крутые горки, тщательно скрывая, впрочем, эту иронию от самих неофитов – потому что те, при всем своем идиотизме, крайне болезненно реагируют на неискренность.

Наивный идиот (куда реже, но куда ярче и трогательнее – наивная идиотка), пошедший в «левое движение», действительно готов в любой момент отдать жизнь за революцию. В итоге он отдает время, силы и нервы ради блага секты и престижа ее вождя.

Он искренне верит, что общественное – выше личного, и готов снести все, что угодно (кроме заведомого предательства революционной фразеологии) от любимого вождя и любимой секты. Он не замечает, что общественное в данном случае – это не интересы революции, а интересы кружка из 10 (5 или 15) человек, создавших свой микромирок и играющих в нем в дурацкие игры, копирующие игры большого буржуазного мира. Когда наивный идиот все это заметит (а он в большинстве случаев не такой идиот, каким часто кажется, и изначальный цинизм ему не присущ), он переживает период экзистенциального кризиса, после которого либо обламывается и уходит в частную жизнь, либо становится циником (строя себе при этом систему самооправданий – надо же, мол, бороться с капитализмом, – то, что возня в левацком мирке никакого отношения к борьбе с капитализмом не имеет, понять слишком мучительно) и переходит в другую категорию – в категорию циничных вождей и их фавориток.

Вождь должен уметь манипулировать чувствами и настроениями своей паствы, уметь углядеть вовремя опасность и вовремя пресечь ее, уметь играть как на лучших, так и на худших чувствах активистов секты, знать болевые точки их всех и уметь настраивать их друг против друга (не всегда, а когда ему это надо), уметь использовать и их идеологию, и их психологию, уметь пресекать попытки образования враждебных ему блоков. И т.д. и т.п.

При этом вождь должен быть лишен моральных предрассудков. Во всяком случае, они не должны мешать его успешному функционированию. Вождь, терзаемый моральными сомнениями в правильности своих поступков, вождь, различающий допустимое и недопустимое, и совершающий недопустимое в его глазах ради блага революции, терзаясь после этого всякими переживаниями (как Робеспьер, пославший на гильотину своего лучшего личного друга, Камиля Демулена), – такой вождь заведомо обречен. Если вождь не различает допустимого и недопустимого вообще, и идет на подлость без всяких угрызений совести, – лишь тогда он идеальный вождь «революционной организации» – из 10 человек.

Вождь при этом вовсе не обязан быть (да и не бывает никогда) счетно-вычислительной машиной, лишенной эмоций. За личиной логичного манипулятора бушуют иррациональные страхи, ненависть, ревность и множество всякого дерьма. Поскольку основную часть своего свободного (т.е. вне работы для заработка) времени вождь проводит в многотрудных делах сектстроительства, вся эта фрейдистская гремучая смесь направлена у него прежде всего на товарищей по «партии» и «движению». В обычных ситуациях он вынужден сдерживаться, но когда назревает конфликт и чем-то не нравившийся ему с давних пор активист Х становится заведомым врагом – о, тогда нет такого дерьма, которое не хлынуло бы бурным потоком из вождя.

И эти иррациональные страсти способствуют, а не мешают укреплению его власти в секте. Одно дело – говорить спокойным и скучным голосом о том, что активист Х ведет неправильную политическую линию, а другое дело – с пеной у рта кричать в партийной рассылке, что «этот злобный и агрессивный параноик», «потерявший всякий рассудок», пытается сговориться против нас с конкурирующей сектой, а сверх того, собирается посягнуть на самое святое – на парткассу!

И наивные идиоты с легкостью необыкновенной все это проглатывают. Вождь имеет перед ними то преимущество, что иррациональное и рациональное в нем слились в органическое единство, свою иррациональную ненависть он способен ставить на службу своим рациональным планам, а свои рациональные расчеты употреблять для удовлетворения своей иррациональной ненависти. Наивные же идиоты просто не понимают возможность существования такого дьявольского винегрета, и принимают все за чистую монету.

Напрасны надежды найти в секте «дружеский коллектив», и наивные люди, приходящие в смердящий левацкий мирок с такой мотивацией, обречены на облом – скорый и страшный. Какой уж там «дружеский коллектив» в стае товарищей!

Отношения личной дружбы, любви и т.д. бытуют в сектах, но лишь до первого плохого случая, когда становится понятным, кто есть кто, и когда все человеческие отношения приносятся в жертву политиканским манипуляциям. При этом наивные идиоты могут верить, что жертвуют человеческими чувствами ради высокой цели, ради примата общественного над личным – тогда как в действительности они жертвуют всем этим лишь для блага секты и для своего психологического комфорта, для сохранения иллюзорного смысла своего существования.

Дружба в какой-то мере возможна, как ни странно, лишь между активистами, не состоящими в одной организации, достаточно редко пересекающимися по своим оргделам и способными относиться друг к другу с бескорыстным отдаленным интересом. В идеале наиболее крепкая дружба возможна между вменяемыми представителями совершенно не пересекающихся политических сект (между анархо-коммунистом и сторонником Новодворской, например), которым нечего делить друг с другом, потому что их политические ниши в политиканском мирке давно уже поделены и разграничены.

При оргсвязях же никакая дружба, никакая любовь и никакие человеческие отношения невозможны в принципе. Не очень давно при расколе одной анархистской организации был следующий эпизод. Парень поддержал оппозицию, тогда как входившая в организацию его девушка сохранила преданность руководству. Стоя за спиной любимого и обнимая его за плечи, она внимательно читала, что он пишет по оппозиционным делам своим единомышленникам, а затем сообщала всю эту информацию беспартийному начальству.

Будь все это в эпоху реальной революции, будь они классовыми врагами, можно было бы с ужасом восторгаться ее способностью пожертвовать любовью ради счастья обездоленных бедняков земного шара. Но пожертвовала она любовью не ради счастья бедняков, а ради сектантских дрязг . Поэтому если история красноармейки Марютки, застрелившей белого офицера, которого она любила, (рассказ Бориса Лавренева «Сорок первый») – это высокая трагедия, то данный эпизод выглядит как омерзительный трагифарс.

Словом, если коммунизм означает, говоря терминологией молодого Маркса, уничтожение гражданского (или, что одно и то же, буржуазного) общества и установление человеческого общества, подлинно человеческих отношений, то левацкий мирок есть не отрицание, а составная часть буржуазного общества, или же, говоря словами Гегеля, «духовного животного царства».

Резюме: левые секты, их рост и укрепление, с одной стороны, и победа социальной революции, установление бесклассового общества, прямого народовластия и подлинно человеческих отношений между людьми – это два непримиримо враждебных процесса. Революция может победить лишь вопреки «революционерам»!

Левые секты не имеют никакого отношения к реальной освободительной борьбе трудящихся. Все социальные протесты, все акции массового прямого действия за последние 20 лет происходили без участия левых сект, которые разве что могли писать о них более или менее умные (или глупые) комментарии.

Надежда, что по мере своего роста левые секты (или часть из них) станут все-таки массовой и укорененной в народе силой, и из какого-нибудь АСТ через 200 лет вырастет ИРМ, а из какого-нибудь, – прости, Бакунин – СРС через 500 лет вырастет Союз эсеров-максималистов – такие надежды настолько смешны, что и доказывать это скучно. Секта, дойдя до своего естественного предела, начинает стагнировать и раскалываться (хотя ниже этого предела не падает), ее непрерывный рост невозможен.

Наконец, секты даже не воспитывают из своих активистов борцов социальной революции. Мир в них не расширяется, а суживается, и вместо интереса к большим социальным процессам культивируется интерес к мелким сектантским склокам. Круг общения и интересов замыкается на левом «движении», результатом чего становятся крайне узкий кругозор и неспособность понимать реальный мир, реальных людей и реальные проблемы.

Реальные отношения активистов всего лишь воспроизводят отношения буржуазного общества, в итоге происходит не воспитание, а растление людей, проходящих через все это болото. Лучшие, наиболее искренние и идейные, обламываются и возвращаются в частную жизнь, те, кто удерживается, становится ни во что не верящими политиканами.

Секта, как заметил Каматт, подобна капиталистическому предприятию, выжимающему из своих работников все силы, питающемуся их трудом, потом их мышц и соком их нервов, а затем выбрасывающему их полностью опустошенными. Она – отчужденный институт, не лучше и не хуже, других институтов буржуазного общества – таких, как капиталистическое предприятие, армия, полиция, парламентская партия и т.д.

Возникает естественный вопрос: что делать?

Морально обязательного ответа для всех нет, а так вариантов ответа три – можно выбирать, кому что нравится:

Вариант 1. Послать все к нехорошей матери, повернуться спиной к страданиям мира, стать довольной свиньей и обзавестись клеткой с канарейками. Хороший вариант. Только он не у всех получается.

Вариант 2. Продолжать играть в ролевые игры. Строить фракции, раскалывать партии (во фракциях человека 2-3, в партиях и беспартиях – человек 7-8). Пусть играют, кто хочет, но иногда такое верчение белки в колесе надоедает. Вариант 3. Самый интересный и самый непонятный.

Трезво сказать, что есть, и вести революционную работу, в тех формах, в каких возможно. При этом характер организованности и форма организации определяются надобностями работы.

Для теоретической и публицистической работы никакая партия и беспартия не нужна. Ее можно делать в одиночку. Вести сайт можно тоже в одиночку, по- хорошему нужно 3-4-5 человек.

Печатать и расклеивать листовки можно в принципе одному, по-хорошему нужно 2-3 человека.

Чтобы раздавать листовки во время социальных конфликтов, движений жильцов, забастовок, массовых политических движений типа «оранжевой революции» и современного движения в России, нужна группа из нескольких человек.

Ни на что большее в реальной перспективе ближайших лет надеяться не стоит, поэтому писать, сколько людей нужно для взятия власти (или безвластия), мы здесь не будем.

Принцип таков.

Что можешь, делай сам, один, что не можешь сделать один – ищи товарищей. Товарищей для дела ищи, а не организацию, куда можно вступить или которую нужно создать.

И упаси бог заниматься оргстроительством как самоцелью – станешь законченной сволочью и сделаешь таковыми других.

Не думай об организации – и она появится.

Организация есть определенная форма устойчивой и постоянной совместной работы, есть такая работа – органично и естественно появляется организация.

Формы организованности изменяются и усложняются соответственно надобностям совместной работы. Лишь тогда они прочны и устойчивы.

Нужны не играющие в КРПГ в миниатюре и занятые оргстроительством секты, нужны группы для совместной работы по разным направлениям.

Что отпадает в результате такого переворачивания привычной левацкой практики и принятия предлагаемого подхода, что организованность нужна для дела, а не дело для организации?

Отпадает проблема, что активисты одной группы не сошлись характерами и что Революционная пролетарская партия – Авангард мировой революции (РПП-АМР) (из 7 душ) распалась из-за того, что активист Иванов приревновал активиста Петрова к активистке Сидоровой (даром что ревность была беспочвенной, т.к. Сидорова, если ей верить – хотя черт ее знает, могла и сбрехать, – не находилась с Петровым в любовной связи, а любила его чисто платонически – как, впрочем, и Иванова (она вообще была радикальной феминисткой и лесбиянкой по жизни). Не сошедшиеся характерами могут друг с другом почти не пересекаться.

Отпадает проблема того, что организацию чем-то надо занять, когда реально ей как целому делать нечего. Когда активистам реально нечего делать вместе, они могут заниматься каждый своими делами – политического и неполитического характера, поддерживая контакты друг с другом лишь в той мере, в какой это необходимо. Когда появляется реальное общее дело, они координируют свои усилия (сколь нам известно, именно так обстоит дело в Лагере классовой борьбы – социально-революционном объединении активистов из очень разных идейных традиций, работавших вместе во время движения «Оккупируй Уолл-стрит», так что опыт ЛКБ весьма интересн с точки зрения того, что можно делать вместо игр в сектстроительство).

Сведением контактов до необходимого минимума решаются две проблемы. Когда люди считают, что им нужно сохранять организацию (которой сейчас нечего делать), потому что и Ленин, и Бакунин писали о пользе организации, – это верный путь к распаду организации.

Если нет общего дела, начинается разговор. Между тем слово разъединяет, тогда как действие объединяет. В самом деле, поскольку соглашаться друг с другом скучно, разговор скоро переходит на пункты «петух или кочет», «организованное рев. насилие общих собраний трудящихся, рев. власть общих собраний трудящихся или рев. диктатура общих собраний трудящихся», ну, и кончается тем, чем кончается – расколом. А раскол отбирает кучу времени и нервов, которые можно было бы потратить с куда большей пользой, и, что гораздо хуже, растлевает активистов, приучая их ко всякому интриганству и вероломству ради ничтожной цели – победы в какой-нибудь группочке из 13 человек, от чего угнетенному классу – скажем прямо – ни холодно, ни жарко.

Сверх того, сохранение сплоченной группочки в отсутствие реального дела ведет к деформации у активистов реального понимания отношений их мирка и окружающего мира. Большая часть свободного времени уходит на общение (дружеское или враждебное – здесь неважно) с членами своего мирка, а времени на общение с людьми из большого мира не остается. Между тем без такого общения невозможно реальное понимание народных проблем, психологии, настроений, и т.д., а без знания, чего на самом деле хотят люди, можно стать знатоком истории всех расколов в IV Интернационале, но революционером никогда не станешь.

Точно так же при поглощенности сил и времени делами секты не остается времени на анализ общественной ситуации, самообразование и даже на какое-либо действие в реальном мире.

При последней склоке в СРС я с ужасом обнаружил, что то, что говорят и делают 10 человек мне и вправду куда важнее и интереснее, чем развитие народных протестов в России, Жанаозень и т.д. Я-то хоть смог это увидеть и ужаснуться, бóльшая часть активистов групп этого не замечает. В сектах мир не расширяется, а суживается. Все внимание и все интересы уходят на дела группы, а не на широкий мир, открытый настежь бешенству ветров. Сверх того, при предлагаемом подходе отпадает проблема увязки людей с разными оттенками взглядов в одной организации и формулировки общей позиции в одном документе (что невозможно без манипуляторства, спора о словах и нахождения гнилого консенсуса на минимально бесцветной позиции).

От пресловутой «выработки общей позиции» ничего в реальном мире не меняется ни на йоту, между тем активисты с увлечением борются с уклонизмом и оппортунизмом, создают сложные коалиции, чтобы переставить запятую в 35-м пункте программной декларации, – и так, веря, что делают необходимое для мировой революции дело, заполняют свой досуг.

Есть некие базовые вещи, которые свидетельствуют о принадлежности группы или активиста к социально-революционному лагерю – признание безгосударственного коммунизма как цели, и социальной революции, совершаемой прямым действием угнетенных классов как средства, борьба против государства и капитала, признание союза в общей борьбе всех угнетенных, независимо от этноса и нации, отрицание любых союзов с любыми группировками буржуазии, антипарламентаризм, антипрофсоюзничество и антипартийность. То, что сверх этого, – а сверх этого множество вопросов как мировоззренческого и исторического, так и тактического характера, – дискуссионно и общеобязательной точки зрения нет и (во всяком случае, сейчас) быть не может.

Пусть расцветают сто цветов на социально-революционном поле!

Попытки дать теоретические ответы на многообразные вопросы полезны и правильны, но навязывание какого-либо мировоззренческого символа веры всему движению заведомо вредно. Лишь практика может подтвердить или опровергнуть теоретические ответы на практические вопросы, лишь в ходе борьбы миллионных масс может выковаться живое и могучее социально-революционное мировоззрение.

Все это не исключает дискуссий и полемик, как не исключает и сложных практических проблем взаимодействия разных групп с резко расходящимися методами действия или с разными оценками истории и философии. Но такие практические вопросы будут решаться практически.

При разных оттенках взглядов возможно взаимодействие разного уровня. Люди и группы с разными оттенками взглядов могут сотрудничать по направлениям, по которым есть согласие и общая заинтересованность, оставаясь при этом сами собой и не преследуя цели создать «общую организацию» (попытки объединения в общую организацию приводят к таким склокам, что и чертям жарко).

При предлагаемом подходе исчезает (по меньшей мере, сильно ослабляется) конкуренция между разными группами. Рассмотрение самих себя как взаправдашней КРПГ в миниатюре и игры в сектстроительство ведут к искажению отношений с другими с-р группами, которые начинают восприниматься не как товарищи и союзники (при всех разногласиях с ними), а как конкуренты на занятую сектой нишу (другие секты, впрочем, понимают дело точно так же) – причем, чем секты ближе по взглядам, тем они враждебнее. Борьба за перетягивание кадров (особенно из среды только приходящих в движение наивных идиотов, которые с тоской выбирают, вступать ли им в Революционную конфедерацию анархо-синдикалистов или в Конфедерацию революционных анархо-синдикалистов, и недоумевают, за что эти две конфедерации друг друга так не любят), борьба за свой престиж в «движении» неизбежно порождают и кучу осложняющих иррациональных моментов вроде сильной личной неприязни, моментов, которые делают невозможным объективное рассмотрение различий и поиски путей сотрудничества (тем более, когда общего дела, в котором только и могло бы возникнуть прочное сотрудничество, по факту нет).

Что при предлагаемом подходе можно делать?

Это предоставляется на усмотрение самих групп, и вообще данный подход не содержит единоспасающих рецептов и указывает лишь общие ориентиры, позволяющие избежать надоевших за 20 лет ошибок сектстроительства (не исключено, впрочем, что понаделав при этом других ошибок).

Не ставя нереальную цель дать единоспасающие рецепт, укажу лишь основные ориентиры, следуя которым человек, желающий изменить мир, не утонет в левацком мирке.

Нужно исходить из того, что революционер – это тот, кто погружен с головой в социальную реальность, а не в дела своего интернет-кружка, тот, кто способен выступать инициатором классового протеста и сопротивления там, где он живет, работает и учится, тот, кто умеет быстро понимать окружающую его изменяющуюся реальность и схватывать и использовать всякие открывающиеся политические возможности в пользу дела революции.

В левацких сектах все обстоит наоборот. У большинства леваков их повседневная жизнь, учеба, работа, семейные связи и их левацкая деятельность – 2 разных мира. Окружающие левака и знакомые ему по жизни пролетарии и полупролетарии в большинстве случаев воспринимают его не как свой авангард, не как человека, которого уважаешь и с которого берешь пример, а как местного сумасшедшего. Ни о какой авангардной роли сект в реальной классовой борьбе поэтому речи быть не может. Ведь авангард – это не тот, кто провозглашает себя таковым при полном игнорировании со стороны окружающего мира, а тот, кто увлекает за собой людей. Не умея и не желая стать инициаторами классового сопротивления в повседневной жизни, леваки тем более не станут и авангардом революции.

На самом деле, леваки бессознательно расценивают свой левацкий мирок не как инструмент изменения мира, а как убежище от этого мира, убежище, куда можно спрятаться от жизненных невзгод. А борьба активиста Иванова против правого уклона активиста Петрова есть для Иванова всего-навсего средство забыть на время о проблемах на работе и о том, что от него ушла любовница (у Петрова, впрочем, дело обстоит так же).

Немалой части леваков свойственно сведение социальных контактов вне левацкого мирка к необходимейшему минимуму. Кто-то из них до такой степени увлекается игрой в конспирацию, что не говорит о своем членстве в родной партии даже самым близким ему лично людям и даже в тех случаях, когда эти люди всей душой готовы были бы его родной партии (или беспартии) помочь. Но требования конспирации (и иррациональные мотивы под ними) берут верх.

Со всей этой порочной практикой нужно рвать. Революционер должен уметь влиять на личных знакомых и подталкивать их к критической мысли и к революционному действию. Он должен не сносить несправедливость, теша себя инфантильными фантазиями, что в час Х будет «а-та-та из пулеметов» или же «пытать и вешать, вешать и пытать», а должен оказывать сопротивление всем несправедливостям, с которыми сталкивается он сам или его знакомые и близкие люди, должен становиться примером и образцом для подражания всем, кто его знает, должен быть не хуже, а лучше буржуазного мира, не слабее, а сильнее его, должен уметь использовать каждую подворачивающуюся возможность для революционной пропаганды и революционного действия.

Понятно, кстати, что все это проще сказать, чем сделать, и что при таком подходе придется столкнуться с куда большим количеством проблем и с куда более реальными репрессиями, чем при играх в интернет-партии. Единоличного сопротивления недостаточно. Революционная группа нужна как для политического воспитания ее активистов, так и для их взаимодействия и взаимопомощи в реальной классовой борьбе.

Что касается политического воспитания, как в смысле знания теории, так и в смысле выработки способности опосредствовать ее с практикой, то с этим дела обстоят достаточно печально.

Реально левые секты не дают теоретического образования, а дают моральное растление, превращая приходящих в них наивных идиотов в прожженных манипуляторов. Во всех сектах, где я перебывал за 20 лет, попытки наладить коллективное теоретическое самообразование, если и предпринимались иногда, то заканчивались полным провалом. Активисты, интересовавшиеся теоретическими вопросами, занимались ими самостоятельно, коллективные теоретическая работа если и встречалась иногда, то не совпадала с границами секты (многие вопросы можно обсуждать с интересующимся ими же активистом конкурирующей секты, но не со своими товарищами по секте).

Как путь действий в этом направлении, нужны дискуссионные кружки (в реале и в инете), списки рекомендованной литературы и т.п. На них надо приводить всяких интересующихся по жизни знакомых, старясь на этих знакомых влиять. Обсуждать лучше не десятистепенные вопросы вроде отличий понимания Маттиком и Гроссманом тенденции нормы прибыли к падению, а вопросы, интересующие впервые задумавшихся людей из народа, давать ответы на эти вопросы, а заодно корректировать собственные взгляды (или форму их изложения) соответственно критике. Знать надо, что про нас и про наши идеи думают люди, а не замыкаться в своем мирке.

Учеба – это не столько чтение литературы (оно тоже нужно), сколько постоянное переосмысление практики, нового опыта в свете теории, а теории – в свете практики. Только так, при взаимодействии с реальностью, формируется политическое мышление, – без которого нет революционера, а есть активист секты.

Поэтому теоретического образования недостаточно, нужно умение опосредствовать его с жизнью и умение понимать эту реальную жизнь.

С этим тоже обстоит плохо.

Бордига писал, что одна из функций партии – объединять социальный опыт активистов, вырабатывая в процессе их общения более многостороннюю картину мира, чем та, которая известна каждому только из личного опыта. Как раз это может делать не только партия, но и небольшой кружок.

По факту, секты этого не делают. Все в кружке хотят говорить, никто не умеет слушать. Человек человеку не интересен. И помощи от товарищей во всякой трудной жизненной ситуации лучше не ждать – чтобы не разочаровываться. Зато предательства и подлости жди всегда – тоже чтобы не разочаровываться.

Обмен социальным опытом и выработка способности его анализа – это необходимая часть опосредствования теоретических книжных знаний с реальной жизнью. Без такого опосредствования реальная жизнь непонятна и потому неизменяема, а книжное знание мертво и ненужно.

Правильный кружок должен воспитывать у членов политическое мышление – иными словами, ориентацию не на дела кружка, а на внешний мир, умение знать и чувствовать народные настроения, общаться с народом (народ часто плох и неприятен, но, кроме него, никто революцию не сделает), способность предвидеть развитие ситуации в обществе и быть готовым к действию соответственно изменению этой ситуации.

Группа, замкнутая на самой себе и подходящая к большим социальным процессам лишь с точки зрения выгоды для самой себя, никакую революционную работу вести заведомо не способна. Она рассматривает себя как самоцель, а реальную революционную работу – как средство увеличения своих кадров, роста своего влияния и престижа. Отсюда и все беды.

Вместо игрушечных «микро-ИРМ» и «микро-КРПГ» нужна сеть людей, групп и кружков, в меру возможностей инициирующих классовую борьбу, занятых разными направлениями деятельности (что кому больше по склонностям) и сотрудничающих друг с другом соответственно практическим надобностям.

Нужны не претендующие на всеохватность и занимающиеся растлением своих членов организации с громкими названиями (я вроде бы не знаю ничего плохого про МПСТ и МСА – МСА, впрочем, недавно возникла и на вырождение времени было мало, про СРС, РКАС, КРАС я знаю многое, и если мало знаю плохого про АД, РСД и КРИ (все они больше и правее групп анкомовской и левкомовской направленности – а статья эта посвящена в первую очередь анархо-коммунистическим и левокомммунистическим сектам, в более крупных и более реформистских организациях указанные в статье причины вырождения усиливаются игрой в реальную политику, профсоюзничеством и т.п. ), то только потому, что вообще знаю про них мало). Нужны группы для совместной работы по разным направлениям.

Есть кружок, где происходит обсуждение каких-то непонятных и интересных вопросов и куда нужно стараться приглашать людей со стороны (не только своих, не только активистов). В кружке обсуждаются не третьестепенные теоретические темы, интересные теоретикам, но вещи важного и принципиального характера, которые важнее всего для людей, только начавших интересоваться всеми этими вопросами.

Когда появляется необходимость практического действия, люди, готовые участвовать в нем, делают это. Если есть более-менее постоянное общее дело (вроде ведения сайта, например – но не только), группа объединяется вокруг него. Она не может при этом претендовать на то, что является Ядром партии мирового пожара, и что по мере ее численного роста лет через 200 именно из нее вырастет новая ПЛСР.

Нужна не вербовка новых членов как самоцель с последующим приискиванием им дела (чтобы не разбежались), не действие для саморекламы, а пропаганда, агитация, влияние на народные массы (в меру скромных сил, разумеется). Нужно моральное, волевое и интеллектуальное воспитание активистов, а не растление их игрой в партии из 10 человек с уставом, партдисциплиной, партвыговорами и т.д.

Объединение вокруг реального дела и рост степени организованности групп, прочности координации их действий между собой по мере роста их силы, усложнения стоящих перед ними задач – это единственный способ против псевдоорганизаций, которые ставят оргстроительство в качестве самоцели, а потому разваливаются при первом плохом случае (они не нужны с точки зрения дела, и все их активисты это чувствуют).

Сейчас есть надобность в сотрудничестве групп и активистов из разных городов, но нет надобности в декларировании ими одной организации с единой дисциплиной и т.д. Из-за игр в сектстроительство сейчас взаимодействие групп из разных городов чисто формальное и идет не от реальной потребности (которая существует почти всегда, но каждый раз в разной мере), а от абстрактной идеи об организации (мол, нужны ленинская партия, централизм и прочее). Есть много возможностей для сотрудничества: совместный сайт, обмен агитационными материалами, помощь с информацией от активистов из других городов, разбирающихся в каких-то специальных вопросах (экология, подготовка забастовки и т.д.).

А вот что сейчас реально не нужно, так это руководство общей деятельностью из единого центра – будь этот центр выборным и бесконтрольным ЦК или некомпетентным Общим собранием, не разбирающимся в ситуации на местах, но берущимся давать указания. Умный совет со стороны нужен всегда, но умные советы редки (если политического опыта и политического мышления пока еще нет у активистов из Беднодемьянска, то это не значит, что таковые есть у их товарищей из Москвы), а бестолковое вмешательство обычно.

Ситуация в других местах, тамошние люди и тамошние проблемы обычно не известны толком в другом месте, знакомство со всем этим требует затрат времени и сил (которых у всех не так много), а пользы от этого пока что нет.

Поэтому мы видим, что в разных группах местные ячейки (если их больше, чем одна, т.е. если группа не ограничивается одним городом, как ДСПА, МГРД и сейчас СРС) по факту самостоятельны. Попытки искусственного увязывания их вместе и чрезмерно сильной координации действий ведут обычно к расколу.

Вообще основная мысль этой статьи состоит в том, что не революционная работа нужна для того, чтобы чем-нибудь занять организацию, а организация нужна для революционной работы. Степень организованности и скоординированности действий в разных городах и вообще скоординированности действий определяется не готовыми шаблонами, а надобностями революционной работы. Лишь тогда, на прочной основе совместного дела, организация будет прочна, – и эту прочность не создадут никакие кукольные уставы и никакие кукольные игры в партийную дисциплину.

Когда будет нарастать надобность в совместной работе, тогда будет более тесной и координация действий разных групп из разных городов.

В конце концов, когда созреет объективная ситуация, и когда будут воспитаны (а не развращены) кадры революционеров, умеющих работать в народных массах, тогда настанет время объединения этих кружков и групп в реальную революционную организацию (или организации).

Для подтверждения нашей правоты можно рассмотреть исторические примеры – как возникали революционные организации прошлого.

Предпринятая в 1869 г. Нечаевым попытка создать революционную организацию, борющуюся за власть и готовящую вооруженное восстание (Нечаев был все-таки на голову выше нынешних «революционеров», и революционная организация была нужна ему не сама по себе, а для подготовки восстания) кончилась моральной катастрофой. Движение абсолютно не созрело для того уровня организованности, дисциплины и самоотвержения, которые были необходимы для организации подобного типа, объективной надобности в революционной организации не было, поэтому Нечаев должен был создавать ее из случайных людей и искусственными методами, что не могло не кончиться крахом.

Но тогда же, в 1869 г., возникает кружок «чайковцев» – изначально скромный кружок самообразования из студентов и курсисток. Приобретя в кружке самообразования теоретические знания и моральный закал, его участники перешли к более сложным методам работы, начав с распространения среди интеллигентской молодежи легальной левой литературы. В ходе работы по распространению этой литературы были установлены контакты вне Санкт-Петербурга (в Москве, Киеве, Одессе) и созданы местные кружки, сотрудничающие с петербургским кружком. Дальше устанавливается связь с революционной эмиграцией. Налаживается получение и распространение нелегальной литературы. Дальше, наконец, предпринимаются успешные попытки по налаживанию контактов в рабочей среде и создаются рабочие кружки.

На этой стадии кружок чайковцев в 1873 г. был разгромлен полицией. Но он был не единственным, хотя и самым известным, революционным кружком начала 1870-х годов, и другие кружки начали в 1874 г. хождение в народ. Важно подчеркнуть, что объединение всех этих кружков и групп начала 1870-х годов не произошло путем численного роста одного из кружков. Не произошло оно и путем объединительного съезда с принятием единственно правильной программы и – самое главное! – устава.

В ходе практической работы налаживалось взаимодействие, приобретался опыт, воспитывалась революционная мораль, самоотверженность и героизм, приобреталась нужная для дела (а не для игры!) дисциплина, преодолевались разногласия.

В итоге революционная организация, вступившая в прямую схватку с самодержавием – «Народная воля» возникла в результате естественного роста и естественных потребностей тогдашнего революционного движения, стала результатом процесса, а не его предпосылкой.

Когда революционная битва была проиграна, надобность в сплоченной революционной организации общенационального масштаба с высокой дисциплиной и жертвенностью исчезла. Все попытки воссоздать «Народную волю», предпринимавшиеся во второй половине 1880-х – начале 1890-х годов, кончились провалом. Причиной были не только и не столько полицейские репрессии, сколько то, что организация такого типа была не нужна и невозможна в новых условиях. Она была адекватна революционному подъему, революционной ситуации 1879-1881 гг., и стала невозможна в период реакции.

Наступил период кружков, занятых теоретическим самообразованием, переосмыслением поражения «Народной воли», поиском новых путей революционной борьбы, а также – чем дальше, тем больше – работой на местном уровне, поиском и налаживанием контактов в рабочей среде, пропагандой социалистических идей среди передовых рабочих, а с 1896 г. и агитацией в рабочих массах.

И РСДРП была создана в 1903 г. (попытка 1898 г. оказалась явно преждевременной) не в результате численного роста эмигрантской пропагандистской группы «Освобождение труда», а как естественный результат роста местных марксистских организаций, уже приобретших большой опыт работы в промышленном пролетариате, наладивших систему взаимодействия (прочного и устойчивого, потому что опирающегося на реальные потребности революционной работы, а не на благие пожелания) между собой, и испытывающих необходимость в создании, в условиях назревающей революции 1905 г., общенациональной организации.

Приблизительно тогда же и по тем же причинам, в результате объединения нескольких неонароднических групп была создана Партия социалистов-революционеров.

Если брать наиболее известные анархистские организации, то ни НКТ-ФАИ, ни ФОРА, ни ИРМ не возникли в результате численного роста анархистского пропагандистского кружка, но стали результатом объединения укорененных в массах и закаленных в классовой борьбе революционных рабочих союзов.

Примерно так же будет происходить создание настоящей революционной организации или революционных организаций и сегодня.

Вопрос о том, возникнет ли в итоге единая революционная организация, союз нескольких революционных организация, федерация или конфедерация множества революционных групп или нечто вообще совершенно новое – вопрос этот пока не имеет ответа. Нужно смотреть на мир широко раскрытыми глазами, учиться у практики борьбы масс, потому что эта борьба масс, как правильно понимали дело Бакунин и Ленин, всегда богаче, плодотворнее, живее, чем все доктринерские схемы.

Однозначно, что революционная организация не возникнет путем численного роста какой-либо из групп или путем их объединения (в нынешнем их состоянии объединение никому и ничего не даст, а приведет к еще большей тотальной сваре).

Главное – нужно быть открытым миру , учиться у опыта реальной борьбы масс, не зашориваться в доктринерских схемах и пробовать всякие методы классовой борьбы, проверяя, что дает, и что не дает эффект. Готовых рецептов нет ни у Маркса с Лениным, ни у Бакунина с Кропоткиным, и даже для успешного применения правильных методов работы, оставленных революционным движением прошлого, требуется способность различать в них устаревшее и актуальное, умение опосредствовать теорию и практику.

Что можно еще добавить по практическим проблемам?

Самоочевидно, что в современных условиях роль коллективного агитатора и организатора выполняет не газета, а сайт (который можно и нужно дополнять листовками, брошюрами и прочей печатной продукцией). К сайту (или сайтам), пропагандирующим социально-революционные идеи, тяготеют активисты и группы, занятые работой в реале и координирующие при надобности свои действия.

Формы и степень этой координации, этого взаимодействия меняются в соответствии с практическими потребностями и не могут быть предустановленны заранее. Понятно, что попытка поставить телегу впереди лошади и предписать формы взаимодействия групп, тогда как групп по большому счету еще нет, такая попытка превращается в смешную и грустную игру в бюрократизм и обрекает движение на крах – скорый и страшный.

Неизбежно будут возникать практические проблемы функционирования (как принимаются решения, что делать в случае разногласий), но нужно, чтобы сперва выработался реальный механизм урегулирования разногласий, а какой-либо устав будет безболезнен и органичен лишь тогда, когда запишет этот уже существующий реальный механизм.

Не стоит переувлекаться акциями ради акций (хотя если есть люди и группы, ориентированные на это, – пусть так и будет, только пусть эти люди и группы продумывают полезный эффект – чтобы вред не превышал пользы ), в то же время акции дают хорошее воспитание смелости, способности организовывать практические действия и т.д.

Реально проблем будет много. Единоспасающего рецепта нет, и провальность прошлых попыток создания социально-революционной организации не в последнюю очередь связана с попытками найти такой единоспасающий рецепт.

Но повторять уже известные ошибки – это верный путь к увековечиванию инферно, превращающего приходящих бороться за лучший мир наивных идиотов в законченных циников.

М. Инсаров.