Источник: www.gazetaby.com

1991-2006. Итоги от Василия Нестеренко

В Беларуси нет специалиста, который бы владел более полной информацией об опасности мирного атома, нежели доктор физических наук Василий Нестеренко. В апреле 1986-го он первым забил тревогу о неотложности йодопрофилактики и выселения людей из стокилометровой зоны вокруг Чернобыля. В рамках проекта «Салідарнасці” Дон Кихот Чернобыльский (так называют Нестеренко коллеги) раскрывает, с чьей подачи белорусская нация притерпелась к радиации.

— Никогда не думал, что Беларусь после Чернобыля решится на строительство атомной электростанции. Два десятилетия жизни бок о бок с радиацией должны были убедить белорусов в том, что наша страна не имеет права использовать технологию такого высокого риска. Это непростительная ошибка для правительства, которому до сих пор приходится тратить значительную часть бюджета на преодоление последствий ядерной катастрофы. Впрочем, социальные, медицинские и образовательные программы по чернобыльской тематике у нас стали постепенно сворачиваться уже с 1995 года. В последнее время реальная работа вообще затормозилась. Не потому, что правительство плохое. Просто денег нет.

— Можете назвать самые существенные действия правительства по преодолению последствий катастрофы и самый опрометчивый его шаг?

— То, что за все эти годы из загрязненных районов отселили 140 тысяч человек — это хорошо. И что молодые семьи с детьми (еще около 200 тысяч) сами оттуда удрали, тоже правильно. Но я бы отселил сейчас еще и людей из тех деревень, где нет возможности получать чистые продукты.

Чем страдают все принятые за это время чернобыльские программы, так это отсутствием реальной радиационной защиты и правдивой информации. В начале 1990-х нашим главным преимуществом в борьбе с радиацией была разветвленная сеть местных центров радиационного контроля, которые информировали сельское население о качестве продуктов питания из собственного огорода и окрестных лесов.

— К 1997 году 300 из 370 центров были закрыты. По официальной версии, потому что надобность в них отпала. А по вашей?

— Потому что результаты измерений были неутешительными и не укладывались в схему «восстановительного» периода. Сейчас на загрязненных территориях действует всего 26 таких центров. А надо бы, как минимум, 150 — в деревнях, где уровень загрязнения молока превышает предельно допустимые нормы.

А самый опрометчивый шаг властей — ограничение выезда детей с загрязненных территорий за рубеж и призыв к иностранцам вкладывать деньги в их оздоровление в Беларуси. Нам перестанут помогать, если не будут видеть глаза конкретного ребенка.

— С точки зрения Минздрава, дозы внутреннего облучения в загрязненной зоне теперь не превышают допустимого уровня. Так с чем же борется все эти годы негосударственный институт радиационной безопасности «Белрад»?

— Сейчас 70-90% населения получает дозовую нагрузку за счет внутреннего облучения при потреблении местных продуктов питания, содержащих цезий-137 выше допустимой нормы.

Наши медики считают предельно допустимой дозой облучения и для детей, и для взрослых 1мЗв/год. Это примерно соответствует уровню содержания радионуклидов в организме 400 Бк/кг. По нормам радиационной безопасности, разработанным в 2000 году, защитные мероприятия следует проводить уже при облучении 0,3 мЗв/год. Накопление радионуклидов в организме ребенка не должно превышать 20-30 Бк/кг. Продукты, которые едят дети, не должны быть загрязнены выше 37 Бк/кг.

— А какие рекорды по накоплению радиации ваши дозиметристы зафиксировали в прошлом году?

— Грибы — 40-50 тысяч Бк/кг в Чечерском и Наровлянском районах. У двух сестричек из деревни Хальч Наровлянского района уровень накопления цезия-137 — 6700 Бк/кг и 7280 Бк/кг! Между тем, профессор Юрий Бандажевский установил, что уже при уровне содержания радионуклидов у детей 11-12 лет более 50 Бк/кг наступают патологические изменения жизненно важных систем организма: сердечно-сосудистой, нервной, эндокринной, иммунной.

У многих детей в загрязненной зоне спектрометры излучения человека фиксируют превышение дозы облучения. Вот Наровлянский район. В деревне Грушевка у 26% детей доза выше 1 мЗв/год, в Вербовичах — у 33% детей. Тем временем специалисты Республиканского научно-практического центра радиационной медицины и экологии человека придерживаются позиции, что у большинства детей в загрязненных доза облучения не превышает 0,2 мЗв/год, и значит, защитные меры излишни. В 2003 году Палата Представителей Нацсобрания Беларуси приняла важные поправки к Закону о радиационной безопасности: при дозе ниже 1 мЗв/год, не отменять защитные меры, а продолжать их, пока доза не станет меньше 0,1 мЗв/год. Но сейчас об этом все старательно забыли. Вот за то, чтобы Минздрав вспомнил и пересмотрел допустимые уровни содержания цезия-137 в основных продуктах питания до 30-37 Бк/кг, а дети получили реальную защиту, я и борюсь.

— А ведь у специалистов Минздрава есть козырь против вас — наши допустимые уровни содержания радионуклидов в продуктах гораздо жестче, чем те, которые существуют в Евросоюзе...

— Есть принципиальная разница. Там высоки допустимые уровни на аварийный случай, но реальные значения загрязнения не превышают десятых долей беккереля на килограмм или литр. В ЕС, например, предельно допустимая доза для молока 1000 Бк/л, но, скажем, во Франции пьют молоко с показателями ниже 0,1 Бк/л. А мы при предельно допустимой дозе 100 Бк/л и пьем все эти 100 Бк/л. К тому же я убежден: если вдруг случится беда, то потенциала стран ЕС хватит, чтобы обеспечить своих граждан чистыми продуктами. У нас, увы, таких национальных ресурсов нет.

— На чем основывается ваш принцип борьбы с радиацией?

— «Белрад» ведет мониторинг детей в загрязненных районах и проводит защиту препаратом «Витапект» — в 1 столовой ложке его содержится столько же пектина, выводящего радионуклиды, как и в 3-4 килограммах яблок. Но съесть столько яблок за день невозможно. Четырех упаковок «Витапекта» в год для одного ребенка достаточно, чтобы снизить уровень накопления радионуклидов в его организме в 3-5 раз. Прослеживается такая закономерность: если ребенок принимает пектиносодержащий препарат и продолжает есть грязные продукты, он очищается на 30%, если в это время он находится в белорусском санатории в чистой зоне — на 40%, если поехал на Запад и вдобавок к препарату месяц питался чистыми продуктами, то на 60-70%. Кстати, оздоровление за рубежом в течение месяца без приема пектина очищает организм ребенка всего лишь на 20%.

— Официальная медицина признала, что радиация повышает риск возникновения рака щитовидной железы, а недавно была вынуждена согласиться с тем, что облучение пагубно влияет на наследственность и провоцирует рак молочной железы. Но о серьезной опасности малых доз облучения — ни слова…

— Можно сколько угодно спорить на эту тему, но лучше провести глобальные исследования дозовой зависимости и частоты заболеваний. Например, в одном из санаториев под Минском врачи-кардиологи обследовали детей, проживающих на загрязненных территориях. Выяснилось, что при уровне содержания радионуклидов 70 Бк/кг только у 13% нормально работает сердце. В то же время у школьников из минской гимназии, где нет накопления доз радиации, было получено 90% хороших показателей. Исследования в санатории «Серебряные ключи» Светлогорского района показали, что, когда после месячного приема пектина из сердечной мышцы выводится цезий, то ритм работы сердца восстанавливается. Это свидетельствует о зависимости нормальной работы сердечно-сосудистой системы от накопленных доз радиации. Чтобы иметь четкую картину, нам нужно обследовать тысячи детей. При таких масштабах без международной помощи не обойтись. А для этого государству должно открыто сказать всю правду о последствиях Чернобыля.

— Почему ваши доводы не убеждают чиновников?

— Проспали они ситуацию. А дальше надо уже защищать честь мундира. Иначе возникнет вопрос: «А почему 20 лет ничего не делали?». Поэтому для чиновников лучше доказывать, что это неактуально. Три года назад я рассказал о нашем препарате президенту Лукашенко. «А где вы берете пектин?» — поинтересовался он. «На консервных заводах», — ответил я. «Все заводы будут делать это», — пообещал он и дал соответствующее поручение. Но прошло три года, и никто ничего не делает. Медики убеждают власти в том, что накопления не превышают предельно допустимые и особых защитных мер не требуется. А если бы они сами в «зоне» оказались? Или их дети? Внуки?

— Сколько детей, по-вашему, сейчас нуждаются в профилактике накопления доз радиации?

— В «зоне» проживает пятьсот тысяч детей. С 2001 года по нашим программам 100 тысяч детей в районах, где самая тяжелая обстановка, получили пектин. Мы опекаем примерно 300 самых грязных деревень. Делаем замеры и тем ребятам, которые накопили больше 20 бк/кг, даем пектин. Это профилактика, на которую требуется в десятки, а то и в сотни раз меньше денег, чем на лечение. Около тридцати общественных инициатив в Канаде, Голландии, Англии, Италии, Франции, Германии, Австрии помогают нам. Из той суммы, которую мы получаем от благотворителей, примерно половину государство забирает в виде налогов. Я этого не понимаю. Ведь иностранцы и без того внесли свой вклад в наш бюджет — они обеспечили обследование и лечение наших детей.

— Научились ли мы за эти годы выращивать чистую продукцию в грязной зоне?

— Нет, слово «чистая» здесь не подходит. Если будет молоко 80 Бк/л, вам его продадут как чистое. Мясо 400 Бк/кг тоже считается чистым, это ведь не превышает предельно допустимую норму. В загрязненных районах идет сейчас процесс переспециализации хозяйств. Там, где раньше грязное зерно выращивали, занялись животноводством — за 3-4 месяца до забоя переводят скот на чистые корма и получают относительно чистую продукцию. Это не самый дешевый способ занять людей. Урожай из «зоны» будет в 2-3 раза дороже и станет чище, но чистым он не будет.

— А как же рапорты о небывалом сборе чистого лука на загрязненных территориях? Как же их реабилитация путем выращивания горошка?

— Горошек — это бобовые. Они очень сильно накапливают радионуклиды. Придется внести столько удобрений, что горошек этот будет золотым. И с луком такая же история.

— Тем не менее конечная цель стратегии, изложенной в Государственной программе по преодолению последствий катастрофы на 2006—2010 годы, — вернуть загрязненные территории и проживающее на них население «к нормальной жизнедеятельности без ограничений по радиационному фактору».

— Это невозможно, потому что природу не обманешь: радионуклиды цезия-137 еще несколько десятков лет будут находиться в корнеобитаемом слое почвы. Для получения продуктов с допустимым содержанием радионуклидов нужно столько денег затратить на минеральные удобрения, что дешевле было бы вывести земли из оборота.

Кстати, недавно мы обследовали детей в Полоцке. Я был уверен, что у процентов 20 ребят обнаружим накопление до 20 Бк/кг, у остальных результат будет лучше. Однако измерения показали, что тысяча детей имели накопление 20,40 и более Бк/кг. Это свидетельствует о возможной миграции продуктов с загрязненных территорий в чистые районы.

— Как бы в сложившихся экономических условиях вы наладили радиационную защиту пострадавшего населения?

— Радикальной мерой было бы, конечно же, обеспечение населения чистыми продуктами. Один зарубежный ученый так и посоветовал: объяснить родителям, что вредно давать детям продукты с радионуклидами. Но ребятишки в белорусской деревне едят картошку с огорода и пьют молоко от своей коровы, потому что мама получает мизерную зарплату. Одна крестьянка сказала мне: «Пусть они у меня лучше умрут от радиации, чем от голода. Они не чувствуют, что радиация действует, а голод они ощущают».

Сельские жители должны научиться сами себя защищать. В 2000 году, например, мы обследовали семью учительницы Надежды Геврасевой из Чечерского района. У ее трехлетней дочери Оксаны уровень накопленной радиации составлял 1600 Бк/кг, у самой Надежды — еще выше. Оказывается, чтобы обеспечить всех своих пятерых детей необходимыми для роста белками, она каждый день варила им супчик с грибами, накопившими 23 тыcячи Бк/кг! Потом Надежда и дети прошли лечение в санатории. Мы обучили ее элементарным приемам, которые помогают очистить продукты. Зарплата у нее осталась прежней. А в апреле 2006-го она вместе с Оксаной приезжала к нам. Мы снова измерили накопленную дозу: у девочки 40 Бк/кг, у Надежды — 70 Бк/кг. Теперь у них грибы из рациона исключены. Но ведь и их очистить можно. Возьмите на литр воды 2 столовые ложки соли и ложку уксуса, подержите в ней грибы три часа. Слейте воду. Повторив процедуру дважды, можно в 100 раз уменьшить дозу цезия-137! 80 процентов радионуклидов уйдет из картофеля, если, доведя до кипения, слить воду и сварить его в другой воде. Мясо тоже нужно на несколько часов замочить в соленой воде с уксусом и при варке первую воду слить — 70-80 радионуклидов уйдет с этой водой. Некоторые люди до сих пор кипятят молоко, считая, что так избавляются от радиации. Но цезий — не бактерия. Он растворяется в воде. Зато молоко можно «почистить» с помощью сепаратора. Буквально за 3-5 минут можно получить сливки 12-процентной жирности и, разбавив их кипяченой водой до 4, иметь продукт, который спокойно можно давать детям — было 200 Бк/кг, станет 20. Государство могло бы внести свою лепту, обеспечив сепараторами хотя бы многодетные семьи в “зоне”.

Дополнительно к этим мерам я бы еще оздоровление детей сделал постоянным, чтобы они хотя бы дважды в год выезжали с загрязненных территорий.

— Судя по социологическим опросам, рядовые граждане уже не так обеспокоены проблемами радиации, как лет 15 назад. Почему?

— Люди не могут постоянно жить в стрессе. К тому же раньше было больше информации, работали общественные организации. Тот же «Чарнобыльскі шлях» проводился. Но и сейчас молодые мамы очень активно интересуются вопросами защиты детей от радиации. Другое дело, что медики никого не побуждают раз в год проходить радиологический контроль, как это принято, например, с обследованием на туберкулез. Наши власти не думают, что пройдет время, дети станут взрослыми и больными и предъявят претензии. Как во Франции случилось. В 1986 году министр здравоохранения дал в прессу официальное сообщение, что радиационное облако дошло до границы Франции и остановилось. Сейчас у нескольких сотен французов обнаружен рак щитовидки. Они подали судебный иск. Нашли этого министра. Опубликовали его докладные, где он писал в правительство: да, грязно, но я предлагаю населению не говорить. Если бы наши чиновники знали о неотвратимости наказания, они бы совсем по-другому относились к проблеме. Я не призываю нагнетать страсти, я говорю о том, что нужно вводить радиационную культуру.

— Но ведь не только белорусские чиновники — международная группа ученых, подготовивших доклад к 20-летию чернобыльской катастрофы, тоже успокаивает мир, что страшны не столько последствия радиации, сколько радиофобия и иждивенческие настроения населения в «зоне»...

— А давайте посмотрим: кто финансирует эти исследования? МАГАТЭ — организация, которая еще в 1991 году торпедировала осуществление проекта ООН, предусматривающего международное сотрудничество с целью смягчения последствий аварии на ЧАЭС. Ведь цель МАГАТЭ — расширять атомную энергетику. Им невыгодно, чтобы люди знали об истинных масштабах катастрофы. Тогда бы пришлось срочно закрывать все атомные станции.

— В какой момент вы в большей степени ощущаете собственное бессилие перед радиацией: вспоминая, как в апреле 1986-го весь день пытались прорваться в кабинет Слюнькова, чтобы убедить его начать йодопрофилактику населения, или сейчас, когда безуспешно приходится доказывать необходимость проведения глобальных исследований о воздействии радионуклидов на организм человека?

— В ситуации со Слюньковым я понимал, что имею дело с неквалифицированным в радиационной защите человеком. Я был уверен: если я ему все объясню, он примет правильное решение. Я ж не знал, что он стремился войти в Политбюро ЦК КПСС. У него были свои цели. А у меня мои. И я настаивал, что надо срочно отселять детей. Из-за этого «нереального восприятия Чернобыльской аварии», как постановили тогда комиссия «специалистов» из Москвы, меня и сняли с поста директора Института ядерной энергетики.

А сейчас все всё понимают. Но государственный бюджет Беларуси не позволяет в полном объеме минимизировать последствия аварии. И власти сознательно замалчивают серьезность проблемы вместо того, чтобы просить о помощи мировое сообщество. Беларусь из политических соображений так и не предъявила России — как правопреемнице Союза — иск о возмещении нанесенного ущерба. А теперь из соображений экономии власти отказываются и от своей прямой обязанности — научить людей жить в условиях экологического бедствия. Я сейчас расстраиваюсь больше, чем в 1986-м.

— Что изменили годы независимости Беларуси в вашей жизни?

— Ничего. Моя жизнь делится на два периода: до Чернобыля и после. 15 мая 1986 года я увидел ребят, которых из Гомельской области везли в санаторий под Минском. Они голодные, напуганные. Один окно открыл, просит: «Дядя, дай воды!». Их оторвали от родителей, день везли в автобусе без еды и воды. И вот тогда я решил, что больше атомной энергетикой заниматься не буду, а буду спасать от ее последствий детей.

— Это формулировка программы искупления создателя и испытателя малогабаритной передвижной атомной станции «Памир»?

— Чернобыльскую АЭС я не строил. Я за нее не отвечаю. Но в области ядерной энергетики я специалист. Я знаю, что это такое и как от этого защищаться. А родители этих детей не знают. Ни один орган чувств не улавливает радиацию. Значит, надо использовать мозги. Для меня все просто: я осознал, что АЭС — технология высокого риска, значит, ее не стоит развивать. Мое чернобыльское наследство — мерцательная аритмия и инвалидность. И, если хотите, я ощущаю «виноватость старорежимного профессора». Я чувствую ответственность за людей и пытаюсь помочь им своими знаниями.

Вот сейчас у меня есть средства на 2-3 месяца, чтобы проводить измерения уровня накопленной радиации у детей в загрязненных районах. А больше денег нет. Я разослал кучу проектов по всему миру и средства, надеюсь, добуду. Я как-то в Швейцарии был, и меня спросили: «А в казино выступать пойдете?». Я говорю: «К черту пойду! Лишь бы детям помочь».

Но что удивительно: я не думаю, что воскресным вечером я смог бы собрать 70 человек в каком-нибудь белорусском «чистом» городе, рассказывать им час о последствиях радиации, а потом еще полтора часа обсуждать, чем можно помочь согражданам, проживающим на загрязненной территории. А в Германии или Франции — запросто. У меня такое впечатление, что отсутствие информации в Беларуси придушило у народа чувство самосохранения.

Беседовала Марина ЗАГОРСКАЯ