Арабская весна известна массовой публике в основном благодаря кровопролитным гражданским войнам, религиозному радикализму и вмешательству крупных держав. Но в то же время она продемонстрировала поразительные пример успешного самоуправления по анархистским принципам. Там где государство отступало и не могло больше обеспечивать потребности людей, люди старались справиться самостоятельно, выстраивая низовые структуры по горизонтальному принципу. И очень часто им это удавалось. Статья социолога Асии Эль-Михи — об этих вдохновляющих примерах.
Власть советам
Вслед за восстаниями в Египте и Сирии появились новые формы местного самоуправления. В обеих странах возникли новые структуры для выполнения ряда функций, которые формально были представлены центральным правительством или местными учреждениями, организованными по принципу «сверху вниз». Однако в Египте самоуправление осуществлялось Местными народными комитетами (МНК), а в Сирии – местными Советами (МС). Как МНК, так и МС являются многообещающими примерами горизонтального управления с демократическим потенциалом в странах, где такие попытки до этих пор были в крайнем дефиците. Приводя результаты эмпирических исследований, автор изучает успех МНК и МС в достижении целей построения инклюзивного демократического местного самоуправления.
Она считает, что по ряду показателей и причин, которые обусловлены, в основном, противоречивой социальной ситуацией в Египте и Сирии, образовавшиеся структуры на сегодняшний день далеки от реализации принципа управления с участием широких слоев населения. Тем не менее, они представляют собой поворотный момент для управленческих практик в этих двух странах и демонстрируют, что местная самоорганизация будет чрезвычайно актуальна в предстоящие годы.
Арабские восстания, которые начались в 2011 году, дали возможность для возникновения новых способов низового управления в регионе.
В то время как режимы терпели крах или впутывались в гражданские войны, активисты создавали низовые структуры там, где государственные учреждения больше не функционировали.
Эти структуры амбициозно стремились к самоуправлению в своих сообществах, координировали предоставление коллективных благ, разрешали споры и выступали в качестве представителей жителей.
В Египте «lijan sha’abiyah» – МНК – превратились из патрулей городских районов, призванных защищать собственность, в автономные форумы для обсуждения и разработки коллективных решений давних и неразрешенных проблем. В период с 2011 года по середину 2013 года комитеты добились заметных успехов в получении конкретной выгоды от сменявших друг друга переходных правительств.
В то же время, когда разгорелась гражданская война в Сирии, активисты сосредоточили свое внимание на удовлетворении потребностей населения в оппозиционных районах, в которых центральное правительство больше не осуществляло контроль.
Революционные местные советы были созданы как «низовые» институты, направленные на стабилизацию общества. (2) Несмотря на то, что многие советы были недолговечны или оказались неспособными наладить местную общественную жизнь, некоторые из них, как, например, в Идлибе и Алеппо, стали успешными экспериментами местного самоуправления. Как в Египте, так и в Сирии создание этих местных структур было обусловлено практическими потребностями, такими, как восстановление или улучшение доступа к общественным услугам, а также идейной приверженностью активистов принципам инклюзивного демократического управления. Они представляют собой уникальные явления на фоне давно укоренившихся в арабском регионе централизованных государств с гегемонистским контролем над гражданским обществом. Их появление повлекло за собой определенные последствия для фактического осуществления власти на местах, а также для будущего взаимодействия между некоторыми населенными пунктами и центральным правительством. Таким образом, местные народные комитеты Египта рассматривались, прежде всего, в качестве организации, дающей гражданам возможность не только отстаивать свои права, но даже оспаривать и то, как управляется государство — и то, как они, люди, с этим государством взаимодействуют и насколько они сами вовлечены в процесс управления. Сторонники МНК предположили, что мобилизация на местах в перспективе может трансформироваться в нечто большее, чем просто организация для решения бытовых вопросов, и построить широкую коалицию для децентрализации государственных институтов, а также преобразовать местное самоуправление в дееспособную, быстрореагирующую, прозрачную и поддающуюся учету структуру.(4)
Аналогичным образом, наблюдатели высоко оценили местные советы в Сирии как «лабораторию передового опыта» для новых экспериментов в децентрализованном управлении, ставшую краеугольным камнем любых попыток государственного строительства в послевоенной Сирии.(5)
Еще существует мало сравнительных эмпирических исследований о практике формирования, внутренней организации и эволюции этих уникальных форм самоуправления. Каковы особенности этих недавно возникших форм местного управления? В какой степени они предоставляют возможность для расширения прав и участия граждан? Я утверждаю, что эксперименты по самоуправлению в Египте и Сирии имеют схожие черты в наличии автономного добровольного характера, отсутствии доступа к устойчивым источникам финансирования, а также в совмещении идей демократического гражданского общества и удовлетворения практических потребностей в качестве стимула к деятельности.
Состав участников этих структур, процесс принятия решений и связи с общинами, в которых они работают, свидетельствуют о существенных изъянах в демократичности процедур. В обоих случаях действия местного самоуправления фактически не отвечают принципам управления, основанного на широком участии жителей. Учитывая нестабильную ситуацию в Египте и гражданскую войну в Сирии, эти эксперименты должны, тем не менее, рассматриваться как многообещающие признаки низовой организации в регионе.
Наличие «альтернативных» структур управления, однако, не совсем новое явление в арабском регионе.(6) Глобальное сокращение экономического пространства с конца 1980-х годов привело к распространению динамики вытеснения из основных социально-экономических систем, что совпало в регионе с переходом от статичных моделей развития к рыночному росту. (7) В то время как государства не справлялись со своими задачами в области развития, расширялась неформальная сфера, и процесс социально-экономического исключения все больше затрагивал средний класс, который традиционно составлял социальную основу власти государства, что приводило к возникновению чувства обездоленности и ущемленности среди представителей этого социального слоя. (8)
Во многих случаях правительства не успевали за стремительно развивающейся урбанизацией и оказывались не способны установить государственную власть в неконтролируемых зонах.
В результате даже в «географическом центре официального государства (…) территории фактически оказались вне государственного управления», не имея доступа к государственным услугам или к верховенству закона. Однако эти территории не были ни неуправляемыми, ни анархическими, и в них появились новые субъекты — такие, как вооруженные группы, ополченцы, головорезы, местные влиятельные лица и религиозные политические партии, выполняющие функции, которые ранее считались исключительно прерогативой государства. (10)
Зачастую эти субъекты эффективно осуществляли локальное управление, предоставляя общественные услуги и общие блага, разрешая споры и осуществляя посредничество между гражданами и государством. Появление Хезболлы в качестве соперника для действующей власти в Ливане объединило власть негосударственных субъектов и ослабило суверенитет государства над своей территорией. Несмотря на то, что можно провести некоторые исторические параллели, новые способы управления снизу, которые появились после восстаний, во многом отличаются. Они не только возникали в условиях государственного вакуума и устанавливали революционную власть, но и нередко ставили перед собой цели проведения демократических реформ.
Кроме того, эти инициативы не возглавлялись традиционными субъектами гражданского общества такими, как исламисты. Напротив, они были первоначально созданы новой политически активной молодежью, которая стремилась, прежде всего, не быть пойманной правительственными силами или вооруженными группировками.
Другими словами, изучаемые способы управления необходимо рассматривать в революционном контексте арабских восстаний. Они стали результатом значительного отрыва общества от исторической траектории государства, а не просто продолжением более ранних форм самоорганизации, тактик выживания и объединений маргинализованных групп населения.
В этой главе сравниваются два примера местного управления – египетские местные народные комитеты (МНК) и сирийские местные советы (МС) – которые появились после восстаний. Развитие этих двух восстаний существенно отличается, поскольку действующие режимы реагировали на ранние волны протестов по-разному. Хосни Мубарак, президент Египта, находящийся у власти тридцать лет, отступил довольно быстро, что выдвинуло армию на передний план. Президент Сирии Башар Асад оказался более стойким и втянул страну в гражданскую войну. Такое расхождение во внутренней политике отражает фундаментальные различия в процессах государственного строительства, институционализации аппарата принуждения и международной динамике. (11)
Действительно, это различие создало пространство для появления более сложных форм управления снизу в Сирии, в рамках МС, по сравнению с противоречивой формой самоуправления МНК в Египте. Тем не менее, я утверждаю, что после восстаний как египетская, так и сирийская формы местной самоорганизации имеют во многом схожие черты. В обоих случаях организация локального самоуправления была результатом вакуума власти и исключала определенные социальные группы, иногда непреднамеренно, а иногда и преднамеренно. Им часто не хватало укорененности в своих местных общинах. Эти локальные эксперименты существенно различались по своей эффективности и в большинстве своем оказались неустойчивыми. Несмотря на все недостатки, они представляют собой беспрецедентные формы политического расширения прав и возможностей в постколониальную эпоху региона.
Укрепление этих зарождавшихся структур в автономных местных добровольных инициативах было обусловлено как практическими потребностями, так и светскими демократическими идеями. Их появление представляет собой глубинную, возникшую на низовом уровне, систематическую проблему для централизованной власти хрупких арабских режимов, которые не смогли обеспечить социальные права граждан в местах, для них недоступных.
Мой анализ основан на полевой работе с египетскими и сирийскими активистами. В период 2011-14 гг. были проведены подробные интервью с основными участниками шести местных комитетов в Египте. Кроме того, были проведены фокус-группы и полуструктурированные интервью, чтобы изучить мнения жителей трех районов в Каире в апреле 2013 года. Выводы по Сирии пришли от фокус-группы местных активистов в марте 2013 года. Я дополнила и обновила выводы, проведя интервью с активистами, а также членами сирийской оппозиции. Надо иметь в виду, что отсутствие доступа в Сирию мешало мне наблюдать за работой местных советов или оценивать отношение к ним жителей. Тем не менее, мое исследование содержит достаточно данных, чтобы определить тенденции и сделать ограниченные выводы, представленные здесь.
Истоки
Вывод полицейских отрядов и как результат вакуум безопасности в Египте 25 января 2011 в ходе восстания вызвали небывалый рост общественной активности в виде формирования гражданских районных патрульных бригад, получивших название «народные комитеты». Молодые люди, как правило, руководили формированием народных комитетов, сначала организовывая на уличном уровне, а затем используя социальные сети (в частности, Facebook) для формирования новых социальных связей в течение восемнадцати дней до отставки Мубарака 11 февраля. Согласно ранним исследованиям, большинство комитетов самопроизвольно возникли в городских районах, причем около 34% из них работают в Большом Каире.(12)
За пределами этих районов в сельских районах также появились признаки того, что сети патронажа Национально-демократической партии (НДП) Мубарака играли жизненно важную роль в создании комитетов сверху-вниз, в которых доминировали более крупные влиятельные семьи, заинтересованные в поддержании локальной стабильности. (13)
Многие местные комитеты распались после постепенного восстановления общественного порядка. Однако некоторые из них вновь стали участвовать в инициативах по самоуправлению, особенно в неформальных поселениях-общинах с высокой плотностью населения, которые, как правило, создавались на частных сельскохозяйственных землях, нарушая строительные нормы. Пик активности движения комитетов пришелся на период с февраля 2011 года по 30 июня 2013 года. В ответ на фактическое блокирование правительственных учреждений, роспуск местных народных советов и бывшей правящей НДП, а также ухудшение экономических условий они расширили свою деятельность и вышли далеко за пределы выполнения функций охраны и элементарной безопасности. Доступ к медицинским клиникам, главным дорогам, общественным местам, а также к коллективным благам — в частности, к баллонам с бутаном для ведения домашнего хозяйства, сбор отходов и уличное освещения — стали основной задачей активистов комитетов в неформальных поселениях. По всему Каиру имеется множество примеров того, как комитеты берут ответственность за решение вопросов в свои руки. Комитет района Ард аль-Лева самостоятельно профинансировал железнодорожный переезд, чтобы свести к минимуму несчастные случаи. Он (прим. – комитет) также сформировался вокруг создания парка, школы и больницы на четырнадцати фадданах – свободных землях – принадлежащих Министерству вакуфов Египта. По соседству комитет в Имбабе организовал эффективные кампании по осуществлению бесплатных услуг, которые государство не могло предоставлять, такие как сбор мусора, в то время как комитет Нахии построил автомобильную развязку, чтобы соединить окрестности с кольцевой дорогой. (15)
Мое исследование показывает, что в этих случаях активисты часто были мотивированы не только практическими потребностями своих сообществ. Многие также считали, что вывели революцию на низовой уровень, став местными наблюдателями правительства, в то время как другие считали, что они занимаются переосмыслением народного понимания гражданства, подчеркивая расширение прав и возможностей и внедряя демократические ценности.
Будучи секулярной революционной силой, местные комитеты Египта столкнулись с глубокой подозрительностью со стороны властей. Конец автократического правления Мубарака привел к ужесточению государственного контроля над организациями гражданского общества, что совпало с монопольным присутствием исламистских партий в официальных политических институтах. Сменявшие друг друга временные правительства пытались использовать комитеты в качестве революционной силы, для того, чтобы придать легитимность своей политике на локальном уровне. Под властью Верховного Совета Вооруженных Сил (ВСВС) активисты местных комитетов подвергались преследованиям, но одновременно с этим активно поощрялось вступление в «Национальный совет», который был создан сверху-вниз, чтобы представлять верхушку власти. Присоединение к «национальному совету» сделало бы их официально организованными легитимными группами, санкционированными государством. Однако большинство комитетов отказались сотрудничать в рамках этой политики ВСВС.
Несколько комитетов сотрудничали с государством, подписав соглашение с Министерством снабжения, в соответствии с которым местные активисты будут сотрудничать с властью для доставки бутановых баллонов домашним хозяйствам, однако этот договор был расторгнут в результате прихода к власти «Братьев-мусульман». (16)
Разумеется, избрание Мохамеда Мурси президентом ознаменовалось усилением конкуренции на местах, поскольку активисты братьев-мусульман стремились претендовать на контроль за деятельностью МНК. Сотрудничество между МНК и братьями-мусульманами было редким явлением, и отношения характеризовались недоверием с обеих сторон. Военный переворот 3 июля 2013 года привел к появлению популярного неоавторитарного режима и упадку МНК. Новый режим попытался вновь централизовать власть при поддержке армии и подавить активность гражданского общества, особенно в неподконтрольных районах, включая местные комитеты. В значительной степени движение комитетов ослабло, поскольку государство считало их деятельность незаконной.
Примечания
- Я использую термин «управление» применительно к различным институционализированным формам социальной координации для обеспечения коллективных благ, а также для разработки и осуществления коллективных обязательных правил.
- Другие исследования в рамках проекта касаются вопроса революционного управления в Манбидже, Идлибе и Восточной Гуте в Сирии и народные комитеты в нескольких районах Каира.
- Ибрагим Карим и Диана Сингерман: «Городской Египет: на пути от революции к государству? Управление, окружающая среда и социальная справедливость», Égypte / Monde Arabe 11 (2014).
- Язид Саиг, «Над государством: Офицерская Республика в Египте», Фонд Карнеги за Международный мир, Вашингтон, округ Колумбия, 2012.
- Агнес Фавьер, «Динамика местного управления в контролируемых оппозицией районах Сирии», «Внутренние войны: локальная Динамика конфликтов в Сирии и Ливии», eds. Luigi Narbone et al. (Florence: EUI, 2016), 6-15.
- См. обсуждение в Anne Marie Baylouny, «Власть за пределами государства», в неуправляемых пространствах: альтернативы государственной власти в эпоху Смягченного суверенитета, eds. Л. Clunan Анна и Гарольд А. Trinkunas (Стэнфорд: Стэнфордский Университет пресс, 2010).
- Саския Сассен «Жестокость и сложность в мировой экономике» (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2014).
- См. обсуждение в Asya El Meehy «Экономика – это глупо! Анализируя восстания в Бахрейне, Египте и Тунисе»
- Critique Internationale 61, no. 4 (2014): 55-59.
- «Власть за пределами государства», там же.
- Там же.
- Надин Сика «Арабские государства, смена режима и социальное противостояние в сравнении: случаи Египта и Сирии» В арабских Восстаниях: трансформация и оспаривание государственной власти, ЭЦП. Эберхард Kienle и Надин пятнистый (Лондон, И. Б. Таурис, 2015), 158-76.
- Дженнифер Энн Бремер, «Лидерство и коллективные действия в народных комитетах Египта: возникновение подлинного гражданского активизма в отсутствие государства», Международный журнал Некоммерческого права 13, no. 4 (декабрь 2011): 90.
- Ася Эль-Меехи, «Местные народные комитеты Египта» доклад на Ближнем Востоке 42 (2012).
- Единица измерения земли, которая немного больше, чем акр.
- См. Ибрагим Карим и Диана Сингерман, «Городской Египет».
- Подробнее об этом см. Меехи, «Местные народные комитеты Египта».
Источник: https://telegra.ph/Mestnoe-samoupravlenie-v-sirijskoj-i-egipetskoj-revolyuciyah-CHast-1-10-16
