После прочтения этого интервью вам станет понятно, почему в карательных службах Беларуси служат садисты, отморозки и любители сексуального насилия.
Будущих милицонеров сознательно снизводят до состояния жалких рабов, воспитывая покорность и привычку к тупому подчинению. Взамен на привилегии у ментов отнимают любые намёки на собственное достоинство и честь, втаптывая их личность в грязь — чтобы потом они с удовольствием проделывали то же самое с простыми людьми.
Портал «Студэнцкая Думка» записал искренний монолог бывшего курсанта Академии МВД. По просьбе молодого человека имя изменено — журналист называет его Андрей. Парень рассказал о том, каково учиться в вузе, где готовят милиционеров, и что нужно знать абитуриентам, которые хотят этим летом поступать в Академию МВД.
С момента ухода из Академии МВД прошло полтора года, и сейчас Андрей получает образование в родном городе. А те самые полгода в минском ВУЗе вспоминает как страшный сон.
— В Академию МВД пошел, потому что это показалось интересным, я не знал, что потом все окажется не так. Еще на тот момент было дох**а проблем, и я подумал, почему бы не пойти туда, где их не будет: служба, учеба и все. Выйдешь — тебе работу дадут, все классно. Но грязи и проблем там намного больше оказалось.
Фразу «Академия МВД» каждый раз парень произносит тихо и быстро, словно проглатывая.
— С коллективом отношения были нормальные. Большой процент тех, кто там обучается, это люди, которые не могут себе обеспечить платное образование. Там тебе дадут одежду, еду и стипендию (когда я учился, она была 250−270 рублей. Но половину отдаешь на картины, ковры, утюги — и потом с нее почти ничего не остается).
Примерно 80% курсантов — это люди из деревень
Ожидание и реальность радикально отличаются: парень подчеркивает, что абитуриенты не знают ничего о том, что их ждет.
— Информации, как там и что, ты не получишь нигде. Есть только группа Вконтакте, где выкладывают, что кто-то что-то посетил, куда-то съездил.
Если курсанты куда-то выходят, то только в обязательном порядке все: ведут в кино сто человек, вы приходите, фоткаетесь — ну и все. За полгода, что я учился, у нас не было ни одного увольнения. Мы могли только выходить, если надо что-то купить, и то только один человек. Почему не пускали в город, нам никто не объяснял.
В Академии проводили дни открытых дверей, где офицеры показывали оружие. Мол, оружие — это круто, будете ловить преступников, у нас есть классные системы, последние технологии. И самое главное — деньги, еда, одежда. Работу обещают, квартиру. Но когда поступаешь, понимаешь, что на самом деле все не так.
Начинаем обсуждать условия проживания. Они, как говорит Андрей, «никакие» — и это очень нейтральный синоним изначальной фразы.
— У нашего курса в расположении не было душа. Мы хотели ходить мыться к другим курсам, но нам говорили, что мы не можем этого делать, потому что «старшие курсы научат нас плохому». Мы не мылись по две недели и больше, иногда только после физры успевали.
Наш корпус был в центре Минска, на Якуба Коласа, сразу на площади. Здание обычное, квадратное, внутри там обычные классы. Расположение выглядит как огромный коридор, вдоль комнаты. Наша была рассчитана на 15 человек, жило в ней 18−20. Места не хватало. По условиям проживания вообще нихера не было. Свое что-то иметь, кружку, например, нельзя. Она сразу разбивается: «Какого хера у тебя есть кружка?». По еде — я потом общался с другими частями нашей армии, друзья везде есть — кормили нас хуже всех. Хуже чем у нас, наверное, только в тюрьме. Была всякая рыба, пюре, мясо старое, практически протухшее.
Есть наряд по столовой. У меня дед служил в армии в 60-х, и у них была машинка для чистки картошки: просто засыпаешь, и она автоматически чистит. У нас её не было. Есть 26 мешков картошки, и мы просто садились и ножами эти 26 мешков картошки чистили до утра. Если не успевали, половину картошки топтали берцами, а что совсем не успевали, — заносили в мусорные баки. Нереально было сделать это за ночь. Хлеб тоже нарезали не в хлеборезках, а вручную, и даже не специальным ножом, а обычным.
Ты пилишь маленьким ножом деревянный хлеб, и на сотой буханке у тебя уже кровь течет.
Начинается наряд, нарезаешь хлеб, потом чистишь картошку, а утром берешь этот хлеб — и там уже тараканы везде. Был еще буфет прямо в здании, но нам в него было запрещено ходить.
Образовательный процесс, по словам Андрея, не намного лучше условий проживания.
— Образование, которое они дают… Я за эти полгода получил знаний столько же, сколько у себя на юрфаке за неделю. Я ушел из Академии и ничего не знал, вообще ни в какой сфере, только в медицине немного, наверное.
Учились шесть дней в неделю. Предметы такие же, как и на юрфаке, только физры намного больше, еще добавляется огневая подготовка, медицина. Там готовят не профессиональных юристов, а скорее делают из тебя марионетку.
Еще как юрист ты должен постоянно искать информацию — реестры, законы. Но где ее искать, если нельзя пользоваться ни телефоном, ни ноутбуком? Где готовиться, как готовиться? Чтобы пойти в библиотеку, нужно собрать группу, получить разрешение, тогда только можно сходить туда и что-то взять, но на практике почти невозможно это сделать.
Там постоянно спишь. Я за всю жизнь никогда на уроках и на парах не спал, а там получается, в любой непонятной ситуации ты сел и уже отрубаешься. Стоишь и отрубаешься.
Мы постоянно тыкали себе руки в кровь, чтобы не засыпать на парах. Потому что если засыпаешь на лекции — тебе п**да. Если заснул, все, можешь вешаться. И нихера не помогало, все равно засыпали
По субординации и личностям офицеров Академия МВД, как видно, не особо отличается от других силовых структур нашей страны.
— Наш капитан был дико отбитый, у него несколько клинических смертей, вообще еб***тый на всю голову.
И если хочешь на него пожаловаться, то нужно сначала подойти к своему командиру, тот подойдет к нему, скажет «Разрешите на вас пожаловаться»
Но даже чтобы пожаловаться своему командиру, нужно выйти из расположения, а нам выходить запрещалось категорически.
В Академии МВД есть Управление собственной безопасности, которое контролирует ментов, и им можно спокойно пожаловаться, но ты не можешь туда никак зайти. Получается, нужно просить у капитана разрешения на него пожаловаться — поэтому это бесполезно.
Про личное пространство и развитие, уверяет Андрей, в этом месте вообще можно забыть.
— Телефоны — отдельная тема. Читали все переписки, у меня смотрели, у других. У меня был случай: нашли какие-то фотки старые, две девчонки, я и друг, мы где-то валялись. И тогда меня фактически назвали «пидрасом». Потом было построение, и нам стали говорить, что у нас все геи, пидрасы и вообще их надо унижать.
Телефоны выдавали раз в неделю, и бывало, подходили, забирали из рук и начинали переписки читать, хотя по Конституции это запрещено
Как-то пытался не давать телефон, командир стал угрожать, что вызовет опергруппу и будет расследовать, вдруг у меня там какие-то спецданные. Вызвал трех человек, мы два часа ссорились, потом мне стало плохо. Меня увезли в больницу, это был практически нервный срыв. В следственном комитете сказали, что есть состав преступления, и можно написать заявление за оскорбление. Я так и сделал, но капитану ничего не было, этот случай вообще не разглашали.
Они постоянно страдали какой-то фигней, все шмотки вытаскивали, карманы выворачивали, обыски постоянно проводили. У нас потолки разбирали, смотрели, чтобы там ничего не было спрятано.
Вечером всех садили в коридоре на табуреточки, включали БТ, мы смотрели, а потом выходил офицер и начинал про идеологию рассказывать или какой-нибудь указ президента читать.
Ложились мы в одежде спать. Все. Потому что щели в окнах и холодно всегда. А еще у нас был конченый офицер: он мог зайти и за двадцать минут до подъема командовать построение на плацу. У остальных обычно было пять минут, чтобы одеться, побежать на зарядку, а у нас сразу построение на плацу. Поэтому мы ложились в одежде, чтобы через секунд десять уже стоять там. Стояли, потом шли бегать по городу, это где-то шесть часов утра. Потом мылись, но 120 человек в пяти умывальниках не помоются — мало кто успевал. Кровати застилали, завтракали, шли на пары.
После них предусмотрены четыре часа на подготовку к парам, но их никогда нет: вы убираете плац, свое расположение, по несколько раз все перемываете или бегаете. Там вообще классная логика: если не сдаешь норматив, например, пресс, то весь курс идет бегать. Так мы четыре часа бегали, приходили — к парам ничего не сделано, на следующий день у нас залет по парам, и мы опять четыре часа бегаем. Иногда бывало построение, где мы стояли четыре часа. Зачем, для чего — непонятно. Просто стояли, а могли готовиться к парам.
Уборка расположения: брали ножницы, нарезали ими мыло и делали пену, которой мыли полы по три раза. Потом ужин, снова бегали, строевая и отбой. Время на досуг не предусматривается, но если вдруг появляется, максимум, что можешь сделать — сесть на табуретку и сидеть. Мы спрашивали, можно ли ходить в тренажерку, чтобы хоть как-то развиваться — нет, в тренажерку ходить нельзя.
Пока я учился, постоянно думал, что деградирую. Не мог книгу почитать и вообще ничего делать
Я за это время зрение посадил… Поступал — все было нормально, вышел — вообще не вижу. В лекционных аудиториях окон нет вообще. А тех четырех часов на самоподготовку у нас не было — учились только ночью. А ночью берешь тетрадку и вырубаешься уже с ней, и так у всех было. У нас даже был план будить друг друга каждые пять минут, но это все равно не помогало: мы вырубались. А ночью свет включать нельзя. И учили от света фонарей на улице на проспекте.
Разговор заходит о том, как уйти из Академии МВД. Парень меняется в лице, мгновенно становится серьезным. Поступление в ВУЗ сравнивает с билетом в один конец.
— Уйти практически невозможно. Если тебя отчисляют по неуспеваемости или отчисляешься сам, то должен выплатить всю стоимость, которую государство на тебя потратило — это за год около 5 000 рублей. Я ушел по здоровью, за один семестр зрение стало никаким и посадил желудок. С моего курса многие ушли по здоровью, часть ушла в КПСники (КПС — контрольно-поисковая служба) — ни служить, ни выплачивать ничего не надо. Всего осталось человек 70 из 120.
Многие понимают, какой лютый п**дец, и хотят уйти, но не могут. Откуда семье найти, если парень учится, условно, на третьем курсе, около 40 000 рублей? А после четырех лет учебы еще пять лет обязательного контракта.
Был случай: парень сожрал таблеток, еле откачали в реанимации. Но всем сказали, что он просто перепутал свои таблетки. И такая херня постоянно, об этом просто не говорят. Попыток самоубийств было достаточно: за время моей учебы было три случая. Уйти не можешь, жаловаться тоже. Выбора нет. А когда выбора нет — совершить суицид не сложно.
Спрашиваю, думал ли о самоубийстве. Ответ — да.
— Когда знаешь, что тебе нечего терять совершенно — ближайшие четыре года не увидишь семью, девушку, в город не выйдешь — у тебя ничего нет, просто нечего терять.
Источник: https://dumka.me/academy_mvd
