Местное самоуправление в сирийской и египетской революциях

Многие уже знают о вдохновляющем опыте самоуправления Рожавы. Однако менее известно, что в сирийской и египетской революции люди также тысячами организовывались для того, чтобы заменить своим трудом и творческой энергией государственные иституты. Предлагаем вам большой текст на эту тему. Он интересен еще и здравым взглядом: разбирает советы революционного Ближнего востока, показывая их не только положительные, но и отрицательные стороны.

Власть советам

Вслед за восстаниями в Египте и Сирии появились новые формы местного самоуправления. В обеих странах возникли новые структуры для выполнения ряда функций, которые формально были представлены центральным правительством или местными учреждениями, организованными по принципу «сверху вниз». Однако в Египте самоуправление осуществлялось Местными народными комитетами (МНК), а в Сирии – местными Советами (МС). Как МНК, так и МС являются многообещающими примерами горизонтального управления с демократическим потенциалом в странах, где такие попытки до этих пор были в крайнем дефиците. Приводя результаты эмпирических исследований, автор изучает успех МНК и МС в достижении целей построения инклюзивного демократического местного самоуправления.

Она считает, что по ряду показателей и причин, которые обусловлены, в основном, противоречивой социальной ситуацией в Египте и Сирии, образовавшиеся структуры на сегодняшний день далеки от реализации принципа управления с участием широких слоев населения. Тем не менее, они представляют собой поворотный момент для управленческих практик в этих двух странах и демонстрируют, что местная самоорганизация будет чрезвычайно актуальна в предстоящие годы.

Арабские восстания, которые начались в 2011 году, дали возможность для возникновения новых способов низового управления в регионе.

В то время как режимы терпели крах или впутывались в гражданские войны, активисты создавали низовые структуры там, где государственные учреждения больше не функционировали.

Эти структуры амбициозно стремились к самоуправлению в своих сообществах, координировали предоставление коллективных благ, разрешали споры и выступали в качестве представителей жителей.

В Египте «lijan sha’abiyah» – МНК –превратились из патрулей городских районов, призванных защищать собственность, в автономные форумы для обсуждения и разработки коллективных решений давних и неразрешенных проблем. В период с 2011 года по середину 2013 года комитеты добились заметных успехов в получении конкретной выгоды от сменявших друг друга переходных правительств.

В то же время, когда разгорелась гражданская война в Сирии, активисты сосредоточили свое внимание на удовлетворении потребностей населения в оппозиционных районах, в которых центральное правительство больше не осуществляло контроль.

Революционные местные советы были созданы как «низовые» институты, направленные на стабилизацию общества. (2) Несмотря на то, что многие советы были недолговечны или оказались неспособными наладить местную общественную жизнь, некоторые из них, как, например, в Идлибе и Алеппо, стали успешными экспериментами местного самоуправления. Как в Египте, так и в Сирии создание этих местных структур было обусловлено практическими потребностями, такими, как восстановление или улучшение доступа к общественным услугам, а также идейной приверженностью активистов принципам инклюзивного демократического управления. Они представляют собой уникальные явления на фоне давно укоренившихся в арабском регионе централизованных государств с гегемонистским контролем над гражданским обществом. Их появление повлекло за собой определенные последствия для фактического осуществления власти на местах, а также для будущего взаимодействия между некоторыми населенными пунктами и центральным правительством. Таким образом, местные народные комитеты Египта рассматривались, прежде всего, в качестве организации, дающей гражданам возможность не только отстаивать свои права, но даже оспаривать и то, как управляется государство — и то, как они, люди, с этим государством взаимодействуют и насколько они сами вовлечены в процесс управления. Сторонники МНК предположили, что мобилизация на местах в перспективе может трансформироваться в нечто большее, чем просто организация для решения бытовых вопросов, и построить широкую коалицию для децентрализации государственных институтов, а также преобразовать местное самоуправление в дееспособную, быстрореагирующую, прозрачную и поддающуюся учету структуру.(4)

Аналогичным образом, наблюдатели высоко оценили местные советы в Сирии как «лабораторию передового опыта» для новых экспериментов в децентрализованном управлении, ставшую краеугольным камнем любых попыток государственного строительства в послевоенной Сирии.(5)

Еще существует мало сравнительных эмпирических исследований о практике формирования, внутренней организации и эволюции этих уникальных форм самоуправления. Каковы особенности этих недавно возникших форм местного управления? В какой степени они предоставляют возможность для расширения прав и участия граждан? Я утверждаю, что эксперименты по самоуправлению в Египте и Сирии имеют схожие черты в наличии автономного добровольного характера, отсутствии доступа к устойчивым источникам финансирования, а также в совмещении идей демократического гражданского общества и удовлетворения практических потребностей в качестве стимула к деятельности.

Состав участников этих структур, процесс принятия решений и связи с общинами, в которых они работают, свидетельствуют о существенных изъянах в демократичности процедур. В обоих случаях действия местного самоуправления фактически не отвечают принципам управления, основанного на широком участии жителей. Учитывая нестабильную ситуацию в Египте и гражданскую войну в Сирии, эти эксперименты должны, тем не менее, рассматриваться как многообещающие признаки низовой организации в регионе.

Наличие «альтернативных» структур управления, однако, не совсем новое явление в арабском регионе.(6) Глобальное сокращение экономического пространства с конца 1980-х годов привело к распространению динамики вытеснения из основных социально-экономических систем, что совпало в регионе с переходом от статичных моделей развития к рыночному росту. (7) В то время как государства не справлялись со своими задачами в области развития, расширялась неформальная сфера, и процесс социально-экономического исключения все больше затрагивал средний класс, который традиционно составлял социальную основу власти государства, что приводило к возникновению чувства обездоленности и ущемленности среди представителей этого социального слоя. (8)

Во многих случаях правительства не успевали за стремительно развивающейся урбанизацией и оказывались не способны установить государственную власть в неконтролируемых зонах.

В результате даже в «географическом центре официального государства (…) территории фактически оказались вне государственного управления», не имея доступа к государственным услугам или к верховенству закона. Однако эти территории не были ни неуправляемыми, ни анархическими, и в них появились новые субъекты — такие, как вооруженные группы, ополченцы, головорезы, местные влиятельные лица и религиозные политические партии, выполняющие функции, которые ранее считались исключительно прерогативой государства. (10)

Зачастую эти субъекты эффективно осуществляли локальное управление, предоставляя общественные услуги и общие блага, разрешая споры и осуществляя посредничество между гражданами и государством. Появление Хезболлы в качестве соперника для действующей власти в Ливане объединило власть негосударственных субъектов и ослабило суверенитет государства над своей территорией. Несмотря на то, что можно провести некоторые исторические параллели, новые способы управления снизу, которые появились после восстаний, во многом отличаются. Они не только возникали в условиях государственного вакуума и устанавливали революционную власть, но и нередко ставили перед собой цели проведения демократических реформ.

Кроме того, эти инициативы не возглавлялись традиционными субъектами гражданского общества такими, как исламисты. Напротив, они были первоначально созданы новой политически активной молодежью, которая стремилась, прежде всего, не быть пойманной правительственными силами или вооруженными группировками.

Другими словами, изучаемые способы управления необходимо рассматривать в революционном контексте арабских восстаний. Они стали результатом значительного отрыва общества от исторической траектории государства, а не просто продолжением более ранних форм самоорганизации, тактик выживания и объединений маргинализованных групп населения.

В этой главе сравниваются два примера местного управления – египетские местные народные комитеты (МНК) и сирийские местные советы (МС) – которые появились после восстаний. Развитие этих двух восстаний существенно отличается, поскольку действующие режимы реагировали на ранние волны протестов по-разному. Хосни Мубарак, президент Египта, находящийся у власти тридцать лет, отступил довольно быстро, что выдвинуло армию на передний план. Президент Сирии Башар Асад оказался более стойким и втянул страну в гражданскую войну. Такое расхождение во внутренней политике отражает фундаментальные различия в процессах государственного строительства, институционализации аппарата принуждения и международной динамике. (11)

Действительно, это различие создало пространство для появления более сложных форм управления снизу в Сирии, в рамках МС, по сравнению с противоречивой формой самоуправления МНК в Египте. Тем не менее, я утверждаю, что после восстаний как египетская, так и сирийская формы местной самоорганизации имеют во многом схожие черты. В обоих случаях организация локального самоуправления была результатом вакуума власти и исключала определенные социальные группы, иногда непреднамеренно, а иногда и преднамеренно. Им часто не хватало укорененности в своих местных общинах. Эти локальные эксперименты существенно различались по своей эффективности и в большинстве своем оказались неустойчивыми. Несмотря на все недостатки, они представляют собой беспрецедентные формы политического расширения прав и возможностей в постколониальную эпоху региона.

Укрепление этих зарождавшихся структур в автономных местных добровольных инициативах было обусловлено как практическими потребностями, так и светскими демократическими идеями. Их появление представляет собой глубинную, возникшую на низовом уровне, систематическую проблему для централизованной власти хрупких арабских режимов, которые не смогли обеспечить социальные права граждан в местах, для них недоступных.

Мой анализ основан на полевой работе с египетскими и сирийскими активистами. В период 2011-14 гг. были проведены подробные интервью с основными участниками шести местных комитетов в Египте. Кроме того, были проведены фокус-группы и полуструктурированные интервью, чтобы изучить мнения жителей трех районов в Каире в апреле 2013 года. Выводы по Сирии пришли от фокус-группы местных активистов в марте 2013 года. Я дополнила и обновила выводы, проведя интервью с активистами, а также членами сирийской оппозиции. Надо иметь в виду, что отсутствие доступа в Сирию мешало мне наблюдать за работой местных советов или оценивать отношение к ним жителей. Тем не менее, мое исследование содержит достаточно данных, чтобы определить тенденции и сделать ограниченные выводы, представленные здесь.

Истоки

Вывод полицейских отрядов и как результат вакуум безопасности в Египте 25 января 2011 в ходе восстания вызвали небывалый рост общественной активности в виде формирования гражданских районных патрульных бригад, получивших название «народные комитеты». Молодые люди, как правило, руководили формированием народных комитетов, сначала организовывая на уличном уровне, а затем используя социальные сети (в частности, Facebook) для формирования новых социальных связей в течение восемнадцати дней до отставки Мубарака 11 февраля. Согласно ранним исследованиям, большинство комитетов самопроизвольно возникли в городских районах, причем около 34% из них работают в Большом Каире.(12)

За пределами этих районов в сельских районах также появились признаки того, что сети патронажа Национально-демократической партии (НДП) Мубарака играли жизненно важную роль в создании комитетов сверху-вниз, в которых доминировали более крупные влиятельные семьи, заинтересованные в поддержании локальной стабильности. (13)

Многие местные комитеты распались после постепенного восстановления общественного порядка. Однако некоторые из них вновь стали участвовать в инициативах по самоуправлению, особенно в неформальных поселениях-общинах с высокой плотностью населения, которые, как правило, создавались на частных сельскохозяйственных землях, нарушая строительные нормы. Пик активности движения комитетов пришелся на период с февраля 2011 года по 30 июня 2013 года. В ответ на фактическое блокирование правительственных учреждений, роспуск местных народных советов и бывшей правящей НДП, а также ухудшение экономических условий они расширили свою деятельность и вышли далеко за пределы выполнения функций охраны и элементарной безопасности. Доступ к медицинским клиникам, главным дорогам, общественным местам, а также к коллективным благам — в частности, к баллонам с бутаном для ведения домашнего хозяйства, сбор отходов и уличное освещения — стали основной задачей активистов комитетов в неформальных поселениях. По всему Каиру имеется множество примеров того, как комитеты берут ответственность за решение вопросов в свои руки. Комитет района Ард аль-Лева самостоятельно профинансировал железнодорожный переезд, чтобы свести к минимуму несчастные случаи. Он (прим. – комитет) также сформировался вокруг создания парка, школы и больницы на четырнадцати фадданах – свободных землях – принадлежащих Министерству вакуфов Египта. По соседству комитет в Имбабе организовал эффективные кампании по осуществлению бесплатных услуг, которые государство не могло предоставлять, такие как сбор мусора, в то время как комитет Нахии построил автомобильную развязку, чтобы соединить окрестности с кольцевой дорогой. (15)

Мое исследование показывает, что в этих случаях активисты часто были мотивированы не только практическими потребностями своих сообществ. Многие также считали, что вывели революцию на низовой уровень, став местными наблюдателями правительства, в то время как другие считали, что они занимаются переосмыслением народного понимания гражданства, подчеркивая расширение прав и возможностей и внедряя демократические ценности.

Будучи секулярной революционной силой, местные комитеты Египта столкнулись с глубокой подозрительностью со стороны властей. Конец автократического правления Мубарака привел к ужесточению государственного контроля над организациями гражданского общества, что совпало с монопольным присутствием исламистских партий в официальных политических институтах. Сменявшие друг друга временные правительства пытались использовать комитеты в качестве революционной силы, для того, чтобы придать легитимность своей политике на локальном уровне. Под властью Верховного Совета Вооруженных Сил (ВСВС) активисты местных комитетов подвергались преследованиям, но одновременно с этим активно поощрялось вступление в «Национальный совет», который был создан сверху-вниз, чтобы представлять верхушку власти. Присоединение к «национальному совету» сделало бы их официально организованными легитимными группами, санкционированными государством. Однако большинство комитетов отказались сотрудничать в рамках этой политики ВСВС.

Несколько комитетов сотрудничали с государством, подписав соглашение с Министерством снабжения, в соответствии с которым местные активисты будут сотрудничать с властью для доставки бутановых баллонов домашним хозяйствам, однако этот договор был расторгнут в результате прихода к власти «Братьев-мусульман». (16)

Разумеется, избрание Мохамеда Мурси президентом ознаменовалось усилением конкуренции на местах, поскольку активисты братьев-мусульман стремились претендовать на контроль за деятельностью МНК. Сотрудничество между МНК и братьями-мусульманами было редким явлением, и отношения характеризовались недоверием с обеих сторон. Военный переворот 3 июля 2013 года привел к появлению популярного неоавторитарного режима и упадку МНК. Новый режим попытался вновь централизовать власть при поддержке армии и подавить активность гражданского общества, особенно в неподконтрольных районах, включая местные комитеты. В значительной степени движение комитетов ослабло, поскольку государство считало их деятельность незаконной.

Горизонтальные формы взаимодействия в рамках деятельности местных активистов, сосредоточенной в комитетах, первоначально появились в Сирии, когда молодые люди начали организовывать встречи в районах и городах по всей стране. Известные как tanseeayat, специальные местные координационные комитеты были созданы для расширения возможностей революционного движения путем координации ненасильственных протестов и документирования посредством самодеятельной журналистики. Они также оказывали поддержку семьям заключенных, оказывали чрезвычайную помощь беженцам и обязывали местные вооруженные группы подписать этический кодекс поведения в целях соблюдения прав человека (17). Однако по мере эскалации вооруженного конфликта и ухода режима с территорий активисты постепенно обращали свое внимание на удовлетворение потребностей местного населения и создавали местные советы, которые стали более формализованными иерархическими структурами. Как пояснил респондент фокус-группы, местные координационные комитеты были ядрами советов, поскольку они обеспечивали финансовую и материально-техническую поддержку. Но, в отличие от координационных комитетов, местные советы пытались монополизировать насилие… конечно, они связаны с определёнными политическими силами, и они ведут свою работу под патронажем этих сил» (18).

По сути создание местных советов было направлено не только на то, чтобы «поддерживать людей в самоуправлении их собственной жизнью независимо от институтов и государственных учреждений» (19) или на сохранение социальной структуры общин, подверженных риску распада(20).

Они также были задуманы сторонниками их создания как потенциально прогрессивные «пространства для коллективного самовыражения», которые служили для внедрения демократических революционных инициатив на местах. (21)

После ухода правительственных сил из районов сопротивления в 2012 году государственные услуги были полностью или частично заморожены режимом.(22) В ответ в том же году в Алеппо и Аль-Забадани были созданы первые местные советы. Они быстро распространились, и к 2014 году в Сирии действовало более девятисот советов в Идлибе, Алеппо, Хаме, Хомсе, Дераа и Аль-Хасеке. (23) В отличие от египетских МНК, которые были сосредоточены в городских районах, большая доля сирийских МС действует на уровне муниципалитетов (43%) и деревень (28%). (24)

К 2016 году число активных МС резко сократилось до примерно 395, причем большинство из них находится в районах оппозиции, наиболее близких к турецкой границе. (25)

Будучи гражданскими структурами, противостоящими режиму, советы действуют как «малые правительства» в управлении делами своих регионов (26), сталкиваясь с произволом и насилием со стороны вооруженных ополченцев, растущим беззаконием и всплесками преступности, активисты, как правило, стремились сохранить автономию советов от повстанческих групп, включая Свободную Сирийскую Армию, чьи интересы противоречили интересам лидеров МС. Действительно, на путь развития советов в целом повлияли не только интенсивность конфронтации или степень несогласия с режимом, колебания приоритетов спонсоров, но и конкуренция среди самих ополченцев. (27)

Советы взяли на себя координацию проектов гражданской обороны, образования, здравоохранения и развития, в дополнение к расширению ресурсоемких услуг, таких как водоснабжение, электроснабжение и сбор отходов. В меньшей степени они также принимали непосредственное участие в восстановлении инфраструктуры, а также распространении помощи местным общинам – областям, где неправительственные организации (НКО) и благотворительные организации стали важнейшими игроками. По мнению участников исследования, МС особенно проявили себя в секторе образования: они управляют школами и изменяют учебные программы, устраняя баасистскую идеологию и ориентирование на режим Асада. Но они также боролись за защиту гражданских и светских ценностей в учебных программах. Находясь под давлением со стороны боевиков и некоторых спонсоров, они также включили в программу исламизм. (28)

МС сталкиваются с жесткой конкуренцией со стороны вооруженных ополченцев, которые добиваются поддержки населения путем создания своих собственных структур управления и механизмов оказания услуг на территориях, находящихся под их контролем. Например, речь идет о контроле над системой правосудия, которую боевики, связанные с Фатах аль-Шам (бывший Фронт ан-Нусра), пытались осуществлять посредством «благословенного шариата» или юридических комиссий, состоящих из религиозных судов с салафитским толкованием шариата. Аналогичным образом контроль советов над пекарнями столкнулся с жёстким сопротивлением из-за попыток ополченцев контролировать поставки продовольствия и узаконить свою политическую власть. (29)

В некоторых случаях, как и в некоторых сельских районах Алеппо, члены советов набираются исключительно из состава бригады Харакат Нуреддин аз-Зинки, которая управляет территориями, находящимися под ее контролем. Однако есть исключения из этого правила. Например, в Дарайе боевики действуют под контролем местного Совета. Кроме того, есть такие случаи, как в Думе, когда боевики и местные советы разделяют свои сферы деятельности и фактически не конкурируют. В этих условиях местный совет, как выразился один из респондентов, «имеет большой моральный вес», они проводят собрания в мечетях, имеют иммунитет от ополчения, с ними сотрудничают группы гражданского общества». (30)

Динамика взаимодействия советов с режимом и его союзниками является еще одним важным фактором, определившим их эволюцию. В начале восстания были случаи примирения с режимом. Активисты из Думы, например, вспоминают соглашение с губернатором Дамаска в 2013 году. Соглашение заключалось в том, что местный совет будет отвечать за местную администрацию и не противостоять режиму в целом, в обмен на прекращение присутствия вооруженных сил, восстановление больницы Хамдан и снабжение медикаментами. Однако в последнее время режим стремится подорвать альтернативы государственным институтам в районах оппозиции. Это особенно хорошо прослеживается в том, что сирийская оппозиция пыталась извлечь выгоду из легитимности советов как местных низовых структур. И советы действительно были представлены в рамках сирийской оппозиционной коалиции. (32)

Позднее с созданием Переходного правительства Сирии в турецком Газиантепе, было создано Министерство местного самоуправления, призванное координировать финансирование МС. Министерство также сыграло важную роль в попытке стандартизировать внутренние структуры и процедуры функционирования МС на основе законодательства Асада о местном управлении 2011 года.

Сравнение местного низового самоуправления в Египте и Сирии

В какой степени МНК Египта и МС Сирии являются каналами расширения прав и возможностей участия населения в управлении? Такие формирования на местах часто рассматриваются как признак здорового гражданского общества и даже как воплощение демократии, её гражданственности и самоуправления. В свете растущего недовольства тем, как функционируют демократические институты, с конца 80-х годов граждане как на Западе, так и в развивающихся странах экспериментировали с процессом принятия решений с помощью различных новаторских локальных механизмов. (33)

На глобальном уровне международные организации, такие, как Всемирный банк, поощряют реформы местного самоуправления посредством расширения участия, углубления подотчетности и улучшения предоставления услуг с соответствием потребностям. В нижеследующем разделе анализируются демократические характеристики двух рассматриваемых способов альтернативного управления по трем направлениям: инклюзивность, принятие решений и интегрированность.

«Включённость» (инклюзивность)

В Египте МНК часто основывались на существовавших ранее дружеских связях, партнерском взаимодействии, сформированных во время предыдущих всплесков активности. Члены комитета часто принадлежали к одному и тому же классу и имели привилегии среднего класса. Кроме того, зачастую у них уже был опыт добровольного общественной или благотворительной деятельности, они также были относительно более политизированы, будучи членами молодежного движения 6 апреля. (34) студенческих союзов или филиалов Kefaya (египетского движения за перемены). Их участие в работе комитетов представляет собой одну из форм волонтёрской деятельности. Однако в Сирии членами МС часто являются представители местной элиты и богатых семей. Их избрание производилось неофициальными так называемыми «lijan al-sharaf» (комитетами чести), состоящими из местной знати и влиятельных семей. Один из активистов объяснил причины создания этих комитетов следующим образом: «Те богатые бизнесмены и деятели с социальным статусом, которые финансировали советы, хотели знать, куда тратятся деньги, и хотели иметь какое-то влияние на тех, кто занимает должность».(35)

Должностные лица группы местных административных советов переходного правительства (36) попытались придать демократическую легитимность этим образованиям, назвав их «избирательными комиссиями», которые выдвигают кандидатуры на государственные должности. «Мы сформировали избирательные комиссии, состоящие из восьмидесяти человек из представителей гражданского общества, гражданской обороны и местных лидеров. Они выдвигают от двадцати пяти до тридцати кандидатур. Половина из них становятся представителями исполнительного органа МС, а другая половина является надзорными органами.»(37) Были высказаны различные мнения относительно того, в какой степени этот механизм обеспечивает надлежащее представительство. Некоторые утверждали, что он позволяет компетентным лицам занимать свои должности, независимо от их политического веса, в то время как другие утверждали, что она явно нацелена на маргинализацию молодежи. Недавние исследования подтверждают эти выводы, свидетельствуя о том, что лишь треть МС были сформированы в результате той или иной формы «выборов», в то время как половина была сформирована в результате консенсуса.

Способ набора представителей в местные органы управления стал причиной, почему самоуправление снизу-вверх по-прежнему в значительной степени функционирует по принципу «исключения», а не «включения». Есть признаки того, что малоимущие в значительной степени не были включены. Женщины также редко представлены как в сирийских, так и в египетских структурах. Тем не менее, из-за различий между Египтом и Сирией есть и некоторые несовпадения в области доступности участия для основных социальных групп. Например, данные о членском составе свидетельствуют о том, что молодежь и меньшинства в меньшей степени были включены в состав сирийских органов по сравнению с египетскими. Кроме того, в сирийском случае различие между членами и не членами является более четким.

В Египте активисты сообщили, что молодые граждане в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет составляют 80 процентов членской базы МНК. Однако мои исследования в комитетах указывают на то, что лидирующие позиции занимают, как правило, люди возрастом 40-50 лет. С другой стороны, местные советы Сирии менее доступны для молодежи. Лица в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти лет составляют лишь 30 процентов от всего состава. Более того, участники пояснили, что, хотя молодые люди и часто выступали инициаторами создания МС, на самом деле они в большей степени участвовали в инициативах по оказанию чрезвычайной помощи, и занимают в советах должности, соответствующие этим направлениям работы.

Представителей христианской религиозной группы, составляющих по некоторым оценкам 30% от участников, египетские МНК вовлекали в комитеты даже чрезмерно, так как эти религиозные меньшинства представляли лишь малую часть населения.(38) По словам активистов, интеграция меньшинств была «намеренным усилием по созданию и поддержанию доверия», а не интересом среди коптов к более широкому участию.(39) В отличие от этого, глубокий этнический раскол во время гражданской войны в Сирии стал причиной того, что МС , как правило, имеют более однородный состав. Однако мои собеседники подчеркивали первоначальное включение алавитов и христиан в МС Думы и Хамы. По их заявлениям, нынешняя изоляция этих представителей связана с милитаризацией восстания.(40)

Что касается участия женщин, то оно мало в обоих случаях: в Египте от 2% в сельской местности до 20% в городах, в Сирии в среднем только 2%. Участники моего исследования признали, что низкий уровень представленности женщин является проблемой, но считают причиной того культурные ценности – женщины сами предпочитают не участвовать. В случае с Сирией респонденты также отметили недостаточную безопасность, а также оппозицию со стороны влиятельных субъектов и ополченцев в этих районах. Активисты подчеркнули, что они стремятся увеличить представленность женщин путем создания специализированных отдельных женских отделений в МС.

Наконец, неофициальный характер комитетов Египта и их тесное взаимодействие выражаются в отсутствии четкого различия между членами и нечленами. Таким образом, нередко можно встретить людей из одного района, активно участвующих в создании и деятельности народных комитетов в другом районе. Это резко контрастирует с ситуацией в Сирии, где в МС не были включены лица, не принадлежащие к местной общине. Эта ситуация привела к исключению значительного числа переселенцев. (41)

Принятие решений

Учитывая такое свойство комитетов Египта, как «включённость» участников, они сталкиваются с трудностями, когда дело доходит до принятия решений. Процесс принятия решений, описанный активистами, часто неоднозначен и непрозрачен. Большинство комитетов отвергли голосование как способ принятия решений, которые они ассоциировали с официальными организациями. Вместо этого активисты описывали формы коллективного обсуждения, предусматривающие децентрализованное общение между основными членами. Они также стараются отвергнуть любую форму иерархии, определяющей внутреннюю работу комитета. Как пояснил один из членов комитета из Имбабы, «система децентрализована . . . мы не верим в иерархию, мы коллективно решаем.»(42)

Местные советы Сирии с наибольшей вероятностью принимают решения, основанные на мажоритарном голосовании. Таким образом, недавнее исследование показало, что 69% советов полагаются на голосование для принятия решений. Только 28% доверили принятие решений специалистам в совете или полагались на экспертов, в то время, как только 3% сообщили, что решения принимались главами местных советов.(43) Это, вероятно, отражает стремления активистов в развитии более формализованных местных структур, а также тот факт, что советы в значительной степени зависят от финансирования со стороны спонсоров, которые обращают особое внимание на прозрачность.

Социальная интеграция

Активисты в обоих случаях хорошо понимали важность социальной интеграции своей деятельности путем создания эффективных каналов связи с жителями. Тем не менее, мои выводы показывают, что благодаря управленческой практике по принципу «сверху-вниз» старых централизованных режимов, участники местного самоуправления не всегда прибегали к систематическому масштабному взаимодействию с гражданами в целях выявления их потребностей или реагирования на меняющиеся запросы. В Египте МНК, как правило, пытались внедрить свои идеи в общину на начальных этапах своей деятельности. Вскоре после создания комитета в районах были проведены встречи и жителям было предложено выявить местные потребности и расставить приоритеты. Однако эта практика была непродолжительной. Руководители комитетов не проводили впоследствии всеобщие встречи и переговоры с жителями об их потребностях. И в ходе моих интервью они часто отвергали важность оценки местных потребностей, утверждая, что, поскольку они были родом из областей, в которых работали, они уже знали потребности сообщества. В действительности ведение страниц в Facebook стало единственной формой коммуникации с местными жителями. Единственным исключением из этой тенденции стал комитет в Умранее, который сформировал собственную новостную сеть на Facebook как форму гражданской журналистики, облегчающей интерактивное общение с жителями. С более чем 32 000 подписчиков новостная сеть позволила активистам внедрить свою работу в сообщество, документируя проблемы и используя видео профессионального качества и интервью с жителями.(44)

Респонденты из Сирии объяснили, что в условиях войны не всегда могли провести масштабные встречи с местными жителями. «Мы предпочитаем не общаться тайно в освобожденных районах», — сказал активист. «Этот принцип проще претворить в жизнь, когда просвещенные ополченцы отвергают воровство и насилие. Они обеспечивают безопасность местного совета.»(45)

Зачастую МС полагались на помощь мечетей в общении с жителями.» Основным средством коммуникации МС для передачи важной информации является мечеть», — сказал участник фокус-группы. – «Каждую пятницу оказывается медицинская помощь, и медицинский комитет проводит диагностику инфекционных заболеваний и делает анализы».(46)

Параллельно с ситуацией в Египте, 85% активистов в Сирии сообщили, что они выбрали проекты, основанные на местных потребностях, но только 9% определили эти потребности через какую-то форму общественных совещаний.(47) Аналогичным образом советы ведут страницы в Facebook, но нельзя выявить их ориентированность на жителей или внешних спонсоров.

Устойчивость

Местные комитеты Египта функционируют как слабо организованные структуры, не имеющие доступа к устойчивым источникам финансирования. В то время как практически все участники исследования утверждают, что недостаток финансирования является слабым местом комитетов. Респонденты также выразили озабоченность по поводу взимания членских взносов на основе равенства. Вместо этого комитеты в значительной степени полагались на взносы членов в зависимости от их финансовых средств, а также спонсоров. Мои собеседники единогласно отклонили вариант сбора средств от сообществ, которые, по их словам, подвергнут комитеты остракизму.

Египетские активисты, с которыми я беседовала, признали, что способность МНК получать доступ к устойчивым источникам финансирования зависит от формализации их статуса. Однако многие отвергли перспективы стать официально зарегистрированными НКО, даже несмотря на то, что это откроет возможности для законного сбора средств. Активисты считали НКО элитарными образованиями, оторванными от местных интересов. Они также опасались усиления государственного надзора за их работой и выразили скептицизм по поводу целесообразности получения официального лицензирования. Наконец, риски быть обвиненным во «внешних задачах» (прим. – для достижения целей сторонних лиц) — в разгар широкого распространения судебных исков в отношении участников НКО — МНК рассматривали этот факт как одну из причин для отказа от формализации. В результате лишь два из шести комитетов фактически реально оформились в качестве НКО.

Аналогичным образом, МС в Сирии в целом были плохо готовы к выполнению своих функций из-за острой нехватки ресурсов. У советов не было возможности взимать налоги. В некоторых случаях они номинально взимали плату за услуги, такие как электричество, путем введения фиксированной оплаты, но активисты отметили, что это не всегда возможно, учитывая ухудшение уровня жизни населения. Лишь в нескольких случаях советы добились успеха в реализации проектов, приносящих прибыль. Одним из них была инициатива Думы по переработке отходов, которая превратила отходы в органические удобрения для продажи на рынках в Восточной Гуте, контролируемом повстанцами анклаве в окрестностях Дамаска, где находится Дума.(48)

Нехватка ресурсов привела к тому, что МС в значительной степени зависели от внешней поддержки для реализации проектов, особенно со стороны американского, британского и немецкого правительств. В действительности 75% советов получали финансовую поддержку, которая помогала осуществлять одну пятую часть их проектов. Остальные 25% МС зависят от иностранного финансирования для осуществления большей части своей деятельности, согласно опросу, опубликованному в 2015 году.(49)

После международной встречи в Париже в октябре 2012 года западные правительства обязались оказывать прямую поддержку местным советам в районах Сирии, удерживаемых оппозицией, предоставляя финансовую помощь. Однако многие советы фактически не могли получить доступ к этому финансированию, которое вскоре было направлено через сирийскую оппозиционную коалицию. Вместо этого советы полагались на нерегулярные пожертвования со стороны богатых жителей или сирийских экспатриантов из этого района. Прямая поддержка местных советов, по-видимому, плохо координировалась, порой заставляя их конкурировать с более финансируемым НКО.(50)

Это, в свою очередь, повлияло на эволюцию деятельности МС. Например, поскольку местные НКО стали предпочтительными партнерами-исполнителями для ООН и международных учреждений, МС стали меньше участвовать в оказании гуманитарной помощи и управлении полевыми больницами. Вместо этого МС приступили к выполнению функций по контролю и оценке этой деятельности. По большей части активисты рассматривали НКО не как партнеров по местному управлению, а как конкурентов. Наконец, активисты также подчеркнули, что смещение приоритетов спонсоров в сторону борьбы с терроризмом подрывает их работу по поддержке гражданского населения. (Хотя еще до подъема ИГИЛ милитаризация восстания представляла опасность для их автономии по отношению ко все более и более финансируемой Свободной Сирийской Армии и исламистским ополченцам.)

Вывод

Появление новых способов местного самоуправления происходило на фоне пустоты, образовавшейся в результате упущений в функционировании государственных учреждений, или прекращения государственного контроля над территориями. Я утверждаю, что движущие силы для создания как МНК в Египте, так и МС в Сирии были как практическими, так и идеологическими. Новое поколение активистов попыталось запустить демократические перемены на низовом уровне. Однако мой тщательный анализ двух способов местного управления показывает, что эти зарождающиеся структуры не отвечают демократическим критериям.

Хотя вовлеченность в народные комитеты в Египте лучше, в обоих случаях самоуправления есть доля отчуждения. Это особенно касается бедных слоев населения и женщин, которые представлены в органах местного самоуправления в меньшей степени. Особенно успешно МНК Египта включили коптов в свои ряды. Однако этот успех в деле интеграции не был достигнут в Сирии, где углубление этнического и территориального раскола препятствовало интеграции меньшинств и вынужденных переселенцев. Аналогичным образом, комитеты в Египте были относительно более доступны для молодежи. Несмотря на эти нюансы, внимательное изучение этих двух способов управления показывает, что они оба не развивали инклюзивные процессы. Членство в местных комитетах Египта в значительной степени зависит от взаимодействия активистов через ранее существовавшие социальные связи, а участие в сирийских советах в основном доступно только влиятельным семьям и социальным элитам, которые составляют комитеты чести (lijan al-sharaf).

Что касается принятия решений, то сирийские советы, по-видимому, в большинстве своем рассматривают большинство голосов, что делает их относительно более прозрачными, чем комитеты Египта. Тем не менее, независимо от того, используют они голосование или нет, оба способа местного управления не смогли включить голоса местных общин в свои процессы принятия решений. Египетские и сирийские активисты часто не разрабатывали механизмов для проведения совещаний с гражданами. Они также разделяют скептицизм в отношении работы НКО, считая их элитарными или своими конкурентами, а не партнерами. Наконец, и МНК, и МС продемонстрировали отсутствие экономической устойчивости. МНК не могли организовать устойчивые источники финансирования, отказавшись от перспектив стать официальными НКО, что способствовало упадку движения. Местные советы в Сирии в значительной степени зависят от внешней поддержки и спонсоров для удовлетворения растущих потребностей жителей. Это ограничивает их автономию и зачастую ставит их в опасное положение по отношению к вооруженным формированиям.

Наконец, хотя рассматриваемые мною попытки в области местного самоуправления не отвечают идеалам расширения прав и возможностей участия и могут оказаться недолговечными, их появление по-прежнему является многообещающим признаком низовой, местной самоорганизации. Эти эксперименты демонстрируют способность активистов создавать местные автономные структуры и эффективно удовлетворять потребности граждан, зачастую вопреки противодействию центральных властей. Несмотря на недостатки, они стали первопроходцами альтернативных идей управления снизу-вверх, которые сформулированы в демократических секулярных установках – это развитие, вероятно, изменит формирование централизованной власти в долгосрочной перспективе.

О проекте

Эта статья является частью работы «Арабская политика после восстаний: эксперименты в эпоху возрождающегося авторитаризма», многолетнего проекта TCF при поддержке корпорации Карнеги в Нью-Йорке. В ряде этих исследований рассматриваются попытки создания институтов и идеологий в период возрождающегося авторитаризма, а иногда и в условиях военного конфликта и развала государства. Проект документирует некоторые случаи, где изменения все еще происходят.

Примечания

1. Я использую термин «управление» применительно к различным институционализированным формам социальной координации для обеспечения коллективных благ, а также для разработки и осуществления коллективных обязательных правил.
2. Другие исследования в рамках проекта касаются вопроса революционного управления в Манбидже, Идлибе и Восточной Гуте в Сирии и народные комитеты в нескольких районах Каира.
3. Ибрагим Карим и Диана Сингерман: «Городской Египет: на пути от революции к государству? Управление, окружающая среда и социальная справедливость», Égypte / Monde Arabe 11 (2014).
4. Язид Саиг, «Над государством: Офицерская Республика в Египте», Фонд Карнеги за Международный мир, Вашингтон, округ Колумбия, 2012.
5. Агнес Фавьер, «Динамика местного управления в контролируемых оппозицией районах Сирии», «Внутренние войны: локальная Динамика конфликтов в Сирии и Ливии», eds. Luigi Narbone et al. (Florence: EUI, 2016), 6-15.
6. См. обсуждение в Anne Marie Baylouny, «Власть за пределами государства», в неуправляемых пространствах: альтернативы государственной власти в эпоху Смягченного суверенитета, eds. Л. Clunan Анна и Гарольд А. Trinkunas (Стэнфорд: Стэнфордский Университет пресс, 2010).
7. Саския Сассен «Жестокость и сложность в мировой экономике» (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2014).
8. См. обсуждение в Asya El Meehy «Экономика – это глупо! Анализируя восстания в Бахрейне, Египте и Тунисе»
9. Critique Internationale 61, no. 4 (2014): 55-59.
10. «Власть за пределами государства», там же.
11. Там же.
12. Надин Сика «Арабские государства, смена режима и социальное противостояние в сравнении: случаи Египта и Сирии» В арабских Восстаниях: трансформация и оспаривание государственной власти, ЭЦП. Эберхард Kienle и Надин пятнистый (Лондон, И. Б. Таурис, 2015), 158-76.
13. Дженнифер Энн Бремер, «Лидерство и коллективные действия в народных комитетах Египта: возникновение подлинного гражданского активизма в отсутствие государства», Международный журнал Некоммерческого права 13, no. 4 (декабрь 2011): 90.
14. Ася Эль-Меехи, «Местные народные комитеты Египта» доклад на Ближнем Востоке 42 (2012).
15. Единица измерения земли, которая немного больше, чем акр.
16. См. Ибрагим Карим и Диана Сингерман, «Городской Египет».
17. Подробнее об этом см. Меехи, «Местные народные комитеты Египта».
18. Кава Хасан и Хусейн Якуб, «Местные координационные комитеты Сирии: Динамо захваченной революции», программа знаний гражданское общество в Западной Азии, 2014.
19. Сирийский активист, фокус-группа, проведенная автором, март 2013 года. На протяжении всей этой главы я скрывала некоторые детали о личности, местоположении и точных датах фокус-групп и интервьюируемых, чтобы обеспечить их анонимность.
20. Архитектором МС является Омар Аль Азизи, сирийский активист, который был инициатором идеи, арестован в октябре 2012 года, и умер под пытками в тюрьме в феврале 2013 года. См. Омар Аль Азизи, «Дискуссионный документ о местных советах в Сирии», 2013.
21. Дорин Хури, «Потеря сирийских масс», комментарии SWP, немецкий институт по международным вопросам и вопросам безопасности (2013): 5.
22. Там же.
23. Центральное правительство сохраняло свое присутствие в районах, контролируемых оппозицией, выборочно выплачивая заработную плату учителям, государственным служащим и гражданским служащим в зависимости от их предполагаемой политической лояльности.
24. Сирийский активист, интервью с автором, 1 октября 2016 года.
25. По данным опроса 405 местных советов, которые были сформированы или реформированы во время сирийской революции, и почти все были активны в первом квартале 2015 года. Опрос проводился во всех сирийских районах, за исключением Ракки и Эс-Сувейды.
26. Расширение территории под контролем армии: завоевания Джейш Аль-Фатех в Идлиб в апреле 2016 года, похоже, сильно снизило количество активных местных советов на местах.
27. Сабр Дарвиш, «Сирийцы в осаде: роль местных Советов», Альтернативы политики (Париж: Арабская инициатива реформ, 2016), 1.
28. Фавьер, «Динамика местного самоуправления».
29. Там же.
30. Сирийский активист, интервью с автором, 1 октября 2016 года.
31. Сирийский активист, интервью с автором, 3 октября, 2016.
32. Сирийский активист, фокус-группа, проведенная автором, 15 марта 2013 года.
33. Вопрос о представительстве МС является спорным, поскольку четырнадцать членов МС сирийской оппозиционной коалиции не изменились, несмотря на то, что МС проводит выборы каждые шесть месяцев. Это побудило некоторые советы сформировать альтернативный орган для их представления, известный как Высший Совет местных Советов.
34. Архонт Фунг и Эрик Олин Райт, «Углубление демократии: институциональные инновации в управлении с широким участием» (Лондон: Verso, 2003); Дантелла делла Порта и Массимилиано Андретта «Социальные движения и государственное управление: стихийные комитеты граждан во Флоренции», International Journal of Urban and Regional Research 26, no. 2 (июнь 2002 года): 244-65.
35. 6 апреля – Молодежное движение является рабочей египетской активистской группой, которая была создана в 2008 году.
36. Сирийский активист, фокус-группа, проведенная автором, 15 марта 2013 года.
37. Это подразделение функционирует под эгидой Министерства местного самоуправления временного правительства.
38. Сотрудник отдела совета местного самоуправления, интервью с автором, 2 октября 2016 года.
39. Меехи, «Местные народные комитеты Египта».
40. Абу Тарек (прозвище), интервью автора, 2 апреля 2013 года.
41. Сирийский активист, фокус-группа, 15 марта 2013 года.
42. Сирийский активист, интервью с автором, 3 октября, 2016.
43. Марван Юсеф, интервью с автором, Каир, 20 апреля 2013 года.
44. Отдел административных Советов, Индикатор потребностей.
45. Махмуд Аллам, интервью с автором, 28 Мая 2013 года.
46. Сирийский активист, фокус-группа, проведенная автором, 15 марта 2013 года.
47. Там же.
48. Отдел Советов местной администрации, Индикатор Потребностей.
49. Дарвиш, «Сирийцы в осаде», 3.
50. Отдел Советов местной администрации, Индикатор Потребностей.
51. Фавьер, «Динамика местного самоуправления», 8.

Перевод: Д.П. специально для Hevale: революция в Курдистане

Источник:
https://telegra.ph/Mestnoe-samoupravlenie-v-sirijskoj-i-egipetskoj-revolyuciyah-CHast-1-10-16
https://telegra.ph/Mestnoe-samoupravlenie-v-sirijskoj-i-egipetskoj-revolyuciyah-CHast-2-11-28