Вчера суд огласил приговор по делу «Революционного действия», организации, которая существует в Беларуси с 2008 года, а до этого еще несколько лет действовала как филиал «Автономного действия». Четыре из десяти фигурантов дела получили от 12 до 17 лет лишения свободы. Почти год назад на сроки 18-20 лет осудили анархо-партизан Романова, Олиневича, Дубовского и Резановича. Сейчас анархисты занимают 6 мест в первой десятке самых суровых политических приговоров в истории «независимой» Беларуси. Какое послание пытается донести до общества власть таким наказанием?
Анархисты не единственные, кто получает большие тюремные сроки. Условно таких политзаключенных можно поделить на три категории.
1. Публичные личности, которые пытались получить власть путем участия в процессах представительной демократии. Их деятельность логично представляет опасность для режима, в первую очередь за счет потенциала в мобилизации масс. Бабарико и Тихановский сами по себе неопасны, выборы можно сфальсифицировать и недопустить их к власти. Опасна именно реакция масс на действия режима.
2. «Крысы» внутри режима. Это бывшие или действующие кгбшники, силовики и представители существующей системы, которые поддерживали протест увольнением, сливами, предоставлением информации и консультаций. Таких наказывают не столько на основании ценности или опасности слитой информации, сколько за предательство, а также с целью показать пример остальным: «рыпнетесь, с вами произойдет то же самое. Найдем каждого».
3. Люди, выбирающие конфронтацию и саботаж в качестве методов борьбы. Сюда относятся анархисты и обычные политзаключенные, которые саботировали работу железной дороги, давили автомобилями силовиков, старались нанести ущерб имуществу или запугать функционеров власти. Эти люди зачастую получили даже более жесткое наказание, чем политики.
Конечно, при определении срока для каждого политзаключенного власти оценивают не только опасность конкретного действия для режима, но и то, пошел ли он на сотрудничество, то есть сломался или нет. Тогда срок может немного сократиться. Важный фактор — персональная месть, то есть оценка, насколько долго и интенсивно человек присутствовал в головах высших чиновников или силовиков, которые за ним гонялись и получали нагоняй за неспособность найти причину ареста.
Безусловно, в сроках партизанам и фигурантам дела РД присутствует след личной мести со стороны губопа, который слишком долго потел и не получал политического разрешения на незаконные посадки, а также сталкивался с препятствием в виде культуры безопасности анархистов, которых не так легко разговорить и сломать.
Но нас в этой ситуации интересует другая составляющая срока: степень опасности для режима. По ней с большой степенью вероятности мы можем определить, что государство считает для себя наиболее опасным.
Мы уже говорили про мобилизационный потенциал политиков, к анархистам он тоже применим. Но это мобилизация другого рода и для других действий. Если мобилизационный потенциал политика сильно снижается и даже исчезает с уходом политика со сцены (в том числе насильственным), то потенциал анархистов, хоть и имеет не настолько сильный охват, распространяется независимо от политических личностей, точечно и автономно. Он также имеет волновой эффект: люди могут долго читать о саботаже и не даже не думать заниматься им, но в пограничной ситуации они могут массово к нему прибегнуть.
Мы видим, что государство однозначно видит подрывные действия более опасными для себя, чем мирные марши. Оно видит больше опасности в тех, кто умеет взаимодействовать и организовывать группы. Многие из протестующих получают химию или 1-2 года в тюрьме за участие в протестах или комментарии. Но те из них, кто действовал не ситуативно, а спланировано, в коллективе других людей, объединял или объединялся с другими протестующими (например, дворовой чат), получают автоматически значительно более длительные сроки. Анархисты по делу «Промня» тоже получили по 5 лет исключительно за то, что они были не простыми протестующими с плакатами, а действовали слаженно и были способны влиять на окружающих. Сравнивая сроки Бабарико и Тихановского, мы видим, что первый сидит скорее для предотвращения мобилизационного эффекта, а второй, кроме попытки претендовать на власть «демократическим» путем, планировал со своей командой мобилизацию пусть меньшего, но более решительно настроенного количества людей.
Такие огромные сроки также показывают, что Лукашенко не планирует отдавать власть в ближайшие 20 лет. Но мы уже знаем противоядие: независимые сплоченные группы, отрицающие нерабочие «системные методы смены власти» и готовые решительно действовать в удобный момент.
