Группа «Прамень» взяла интервью у Дмитрия Полиенко.
Дмитрий был задержан в апреле этого года, когда менты решили разогнать очередную Критическую массу — экологическую акцию велосепидистов, протестующих против засилья автотранспорта. Его обвинили по ст. 364 УК РБ: «Насилие или угроза насилия в отношении сотрудника милиции». 12 октября суд вынес приговор: 2 года лишения свободы с отсрочкой на два года. Активиста освободили в зале суда.
— Расскажи, как ты заинтересовался политикой?
— Слушал музыку, например «Гражданскую оборону». Читал биографию Егора Летова, узнал, что он был одним из основателей НБП. Я тогда ещё не знал, что это такое – НБП, начал просто лазить по интернету, гуглить… Посмотрел, что в Минске есть отделение. Написал им, приехал на собрание, пообщался с ребятами, мне понравилось. Не то, чтобы мне нравились именно их политические взгляды, а мне, скажем, было весело. Был какой-то юношеский максимализм, мне просто там нравилось.
Сразу дали мне там большую кипу «Лимонок», листовок для расклейки. Молодёжи это нравится, они ходят, клеят. Потом уже стал более серьёзно вникать в идеологию, начал участвовать в акциях, ходил с ними на пикеты, на митинги.
— А что из себя представляла эта группа, когда ты пришёл? Какая их идеология была?
— Их было 20-25 человек, идеология – национал-большевизм. В основном им было по 19-20 лет. Порой к нам приезжали российские нацболы – но, в основном, чтоб познакомиться – в акциях не участвовали.
— Но ведь многие понимали её по-разному? Кто-то более правый был, кто-то более левый.
— Не знаю… Правых вообще почти не было, хотя было пару каких-то фанатов с Торпедо, но они потом отошли.
— А как вы строили взаимодействие между собой? Было лидерство?
— Вообще, да, решали всё совместно, но было лицо – Контуш, считался беларуский лидер.
— А что за акции у вас были?
— Первая акция у меня была с задержанием – против вырубки парка 40-летия октября. Мы тогда вешали баннер на мосту: «Что следующее? Курган славы?». Я тогда впервые попал в поле зрения мусоров.
— А какая из акций тебе запомнилась больше всего?
— Против призывного рабства. Мусора не могли найти виновных и хватали всех подряд. Даже тех, кто не участвовал в этой акции, однако всем давали штрафы. Не хотели давать сутки, потому что понимали, что это не мы. Через деньг, когда мы поехали в поход, приехали КГБшники, мусора и накрыли всех из-за этой акции. Снимали всех на видео, подоставали все вещи. Потом завезли всех в РОВД, написали, как обычно, что все ругались матом, и якобы распивали спиртные напитки. Хотя никто там ничего не распивал, само собой, и никто матом не ругался. И мы там их долбили с судом, и по итогу они нам прислали письменные извинения! У меня даже дома остался листик…
— Ты к НБП присоединился после того, как у них был съезд, на котором они объявили о смене идеологии? Ведь до этого они поддерживали Лукашенко.
— Они не поддерживали Лукашенко, просто закрывали глаза.
— Всё-таки они говорили прямо: «мы поддерживаем Лукашенко». Это было до съезда. Потом был в дворце культуры МТЗ съезд, на который они пригласили прессу, на котором они сказали, что мы меняем курс «в поддержку демократии».
— Да, это было, в 2010-м году. А в НБП я был года с 2008-го примерно. Но на этом съезде меня не было. В тот период я отошел. Когда они уходили в оппозицию, там стал проявлять себя Олег Карпович, который многим промыл мозги, мол «они станут либералами» и всё такое. Предложил сделать свою отдельную структуру «Автономных национал-большевиков». С нами не считался, всё, как ему надо было, и мы решили отойти. Он понабирал всяких малолеток правых взглядов – карлоту. И начали какой-то непонятный движ. Поэтому я и отошел от НБП.
— В целом мусора после 2010 года стали особенно пристально смотреть за вами, верно?
— Да, пошли превентивные аресты. Например, приезжает Путин, или какой-то саммит – всех превентивно винтят. Или кого-то временно сажают на 3 часа, ждали, пока пройдет саммит, а потом уже всех отпускали – чтоб не намутили какую-нибудь акцию.
— И в то время твои взгляды стали меняться, или НБП стало разваливаться?
— Стали меняться взгляды. В последний уже период – в 2010-м году. В 2004 году НБП вообще выступало за оранжевую революцию, т.к. им это было выгодно как давление на российский режим. Однако когда начались события на Майдане они, наоборот, всех дико презирали и после Майдана яро выступают за Крымнаш, Новороссию и все остальное… У них (руководства НБП, — прим.) сидят их политзеки-нацболы, а они сидят вместе с единороссами, которые сидят в майке «Я за Путина», и выступают за Крымнаш. И это тогда, когда нацболы сидят в тюрьмах с большими сроками. Это просто какая-то дичь, жуть.
Меня со временем стали интересовать антиавторитарные темы. Вообще, империю я никогда не признавал. И что мне всегда не нравилось в НБП это их лозунг «Россия – всё, остальное – ничто». Империализм этот. Я всегда выступал как-то против этого.
У меня были друзья другие, которые были в партии, но позже отходили. Некоторые интересовались анархическим движением. Позже, когда меня закрыли превентивно на сутки и направили в ЛТП, мне туда стали многие писать, в том числе люди анархических взглядов. И после этого я перешел больше к анархизму.
— А что больше повлияло на твой переход к анархизму – чтение сайтов и книг, или знакомства?
— Больше всего именно из-за людей. Я ещё до этого был знаком с некоторыми анархистами. Я с некоторыми стал встречаться, общаться после освобождения из ЛТП, и после этого уже твердо решил отойти к анархизму.
— Расскажи про ЛТП, на скольок тебя отправили?
— На год. Сейчас два года почти никому не дают.
Первый раз, когда меня везли с суток с Окрестина, я сбежал с этапа. Нас всех вместе везли в автобусе, а у меня дело было дело под обжалованием, а я был в шоке: как это так, у меня еще дело обжалуется, а меня уже везут. И тут один парень, который, видимо, уже не первый раз ехал туда, сказал: сейчас мы остановися, они всех отведут поссать в лесок и будут смотреть. И главное — просто отойти а потом убежать в лес, куда глаза глядят. Я так и сделал.
Сначала я часа три бегал по лесу, пытался найти дорогу. У меня ещё был с собой телефон — их не позабирали тогда. Я боялся звонить, т. к. знал что по сигналу могут пробить. По итогу я тормознул какую-то машину. Мужик меня довез до ближайшей станции и собакой я доехал — не доезжая до Минска, потом пошел пешком, потому что знал, что на вокзале меня могут выпалить. Ну и в Минске тусовался по впискам около месяца.
Так вот ещё в чем прикол: мне звонит отец (не на мой телефон, конечно), говорит: «домой не приезжай, там менты стоят». А я в это время на каком-то канце угорал. В общем, это было круто! Я еще успел свой день рождения отметить.
А поймали меня так: как-то на улице шел, и ко мне мусора по гражданке подошли: «ну-ка поехали, Полиенко». И всё. Хотя я и сам знал, что рано или поздно это произойдет.
— А как было в ЛТП?
— Жуть. Обычная зона, только там ты ещё и работаешь. Привозят, досматривают, проверяют все вещи. Сначала в карантин, там после нескольких недель по отрядам распределяют.
— А в город разрешали ходить?
— Нет, мне ж после побега дали красную полосу. Да и в город никто особо не ходил, постоянные досмотры, отправляют на сутки… То есть люди наоборот стремятся остаться там. А если поймают с алкоголем — сразу плюс полгода добавки. Три нарушения — тоже полгода добавки. Эти ЛТП — это просто жуть, это давно пора убрать. Просто, я считаю, какое-то принудительное рабство. Никто не вправе за человека что-то решать. Даже если он какой-то алкоголик, бухает — это его жизнь. Никто не вправе за него решать. Я так считаю.
— Какой там контингент?
— А контингент, кстати, вполне нормальный. Я думал, там будут какие-то страшные дядьки-алкоголики. А там обычные мужики. Просто кто-то попался в год пять раз, и его участковый закрывает. Участковому это выгодно, он получает палки и премии всякие там.
Завхозом у меня на ЛТП, кстати, был сын Козулина (или племянник). Он тоже такой «не ахти» был. Весь в татухах был. Леша звали. Первое время он нормальный был, потом стал говнистый. Не очень хороший человек, на самом деле… Он предлагал пойти мне в активисты, я сказал, что не хочу. После этого он начал на меня давить, смотреть косо.
— А чем в ЛТП занимался в свободное время?
— Рисовал, на швейке работал, делал всякие открытки, обшивки и прочие. Вообще, дел было море. Там каждый своими делами занимался. Чётки-фиготки, бусинки всякие.
— Ну а когда вышел, взяли тебя на работу?
— Я особо и не искал, работал в основном неофициально. Где-то подсобником, кому-то плитку сделать. И вполне хватало на жизнь. А официально работать как-то даже и желания не было. А так у меня три специальности: стропальщик — на него я в ЛТП выучился, слесарь механосборочных работ, токарь по ремонту.
— После этого ты же тоже сидел на сутках?
— Задерживали пару раз — уже за анархистские акции. Задерживали на баннер, когда вешали на мосту возле Дома Правительства — мне тогда дали пять суток. Вешали баннер «Армия — школа дисциплинированных убийц» и подписано «Лев Толстой».Потом пошел период «либерализации» — на сутки сажать перестали.
— Расскажи про эту злополучную «Критическую массу», за которую на тебя возбудили уголовное дело.
— Я вообще в КМ участвовал в первый раз. А так я с детства активный велосипедист — было интересно посмотреть, как это все происходит. Плюс это протест против ущемления прав велосипедистов, протест за экологию, за популяризацию экотранспорта.
Мы ехали по дороге. Я не знаю, правда, как обычно происходит эта акция… Но тогда ГАИшники стали прижимать нас всех к обочине — короче, создавали аварийную ситуацию. Когда Коновалова стали жестко бить, задерживать — это даже на видео видно, я сам подъехал, даже никуда не убегал и взял ГАИшника за руку, сказал ему: «ты что творишь?», он в мою сторону повернулся, начал бить меня, и там уже через секунд 7-10 подлетели ОМОНовцы, начали задерживать. А ОМОНовцы, кстати, те же самые, что были на других акциях оппозиционных. Они ищут анархистов, и стараются их забрать или снять на видео. Это были мусора по гражданке, которые занимаются именно анархистами. Закинули в автобус, покидали лицом вниз, закинули велики, начали глумиться и всех бить.
Потом нас завезли в мусарню, опрашивали: кто, что, как. Многие, кто просто не хотел получить сутки, как обычно, признали вину, получили штрафы и ушли. Ни я ни Коновалов, конечно, ничего не признавали. И на нас повесили уголовку, якобы мы побили сотрудников милиции. Хотя всё происходило наоборот. Такая глупая ситуация: мне сломали два зуба, у меня синяк, я сам попал под их руку, а по итогу всё равно: я обвиняемый, а мент — терпила. Что это вообще, как это возможно?
Даже на видео это видно. Когда был суд, видео спецом показывали только мне и адвокату. Зал видео не видел — специально отвернули монитор. А там четко видно, что я просто взял его за руку, и там даже не видно, чтоб у него какая-то одежда была порвана. А то что они на фото демонстрировали — я не знаю, как они так вообще ее порвали. Это просто показуха. Никакой силы с моей стороны не применялось, это всё бред.
— И куда тебя потом повезли?
— Три дня я катался из ЦИПа в РОВД. А потом сразу завезли на Володарку, я там побыл день. Потом на Жодино, там я побыл дней 10. Потом обратно на Володарку, там я побыл месяца полтора, потом снова на Жодино. Это, мне кажется, постарался ГУБОПиК — хотел давление оказать этими этапами.
Они два раза приходили, говорили, чтоб признал вину, давили сильно, чтоб я отказывался от своей позиции. Ну а потом поняли уже, что толку нету.
— Как было в тюрьме? Что там тебя больше всего удивило и привлекло внимание?
— Привлекли внимание судьбы других людей. Сейчас много закрывают по ст.328 (Незаконный оборот наркотических веществ и их прекурсоров, — прим.). Раньше я думал про них: «наркоманы и ладно». Но узнав ближе, например такие истории: был у нас такой Сергей. Он с последнего курса, отучился, должен был ехать на распределение. На выпускном они просто решили угореть, скажем так. Купили этот спайс, попередавали между собой и кто-то их слил. И им повесили третью часть. И если ты кому-то передавал (это считается факт распространения) им грозит до 15 лет. То есть срока дают просто громадные ни за что. 15 лет человеку дать за то что он спайс покурил? Это меня тоже очень шокировало и раскрыло глаза.
— А как к тебе относились, как к политическому?
— Хорошо. Все поддерживали, потому что почти все арестанты, 90% этот режим терпеть не могут. Первый раз, когда я попал в камеру, я объяснил, за что, все сразу: «О, ништяк!», начали помогать. Помогли вещами, одеждой, едой, сигаретами. Отношение было очень хорошим.
— Были на Володарке, в Жодино какие-то «смотрящие»?
На Володарке в камере 91 смотрящим был какой-то очень странный строгач. И сидел там парень из «Нововилки» (группировка ультраправых футбольных фанатов «Динамо», — прим.), его тоже звали Дима. Он работал на ГУБОПиК и всех своих, скажем так, соратников, посдавал. Ему дали химию, а его друзьям дали бешеные срока.
А в камере 95 смотрящий был нормальным. Один эпизод меня очень удивил. Меня вызвали на кабинеты, к адвокату. Встречаю в коридоре парня, он меня спрашивает «ты с какой камеры?», я говорю «с девять-пять». А он говорит: «передай такому-то, что я зайду к нему в гости». Ну я только пожал плечами, думаю «как это так в гости зайдет?». Потом меня уже заводят в камеру, проходят пять минут, его заводят, он садится к другому смотрящему и они там просто чай пьют, разговаривают. Это был шок.
И смотрящие тоже помогали мне газетами, вещами. Даже говорили: «если хочешь передать что-то очень важное на волю, то ты обращайся».
(Читайте также: методики внутрикамерной разработки: http://pramen.io/2016/11/vnutrikamernaya-razrabotka/)
— Тебя осудили за два дня?
— Да. Ещё до суда пришел какой-то начальник с Володарки и сказал: «Можешь собираться, попадёшь домой». То есть они уже заранее всё знали. Такая вот система…
— Ты ему поверил?
— Нет. Ни фига себе! Я на 3-4 года рассчитывал, а тут была такая штука.
— Расскажи, как ты видишь свою дальнейшую деятельность?
— Пока не могу продолжать активно действовать, потому что у меня отсрочка. Но, думаю, нужно продолжать открывать людям глаза, показывать, что возможна другая жизнь. Не только баннерами-листовками, а можно и другими средствами, их море. Те же мероприятия…
— То есть ты и после тюрьмы продолжаешь считать себя анархистом?
— Да.
— А как ты вообще видишь анархистское общество?
— Главное, чтобы никогда не было давления, «кіраўніцтва», так скажем. Я вижу, что жить можно и без правителя. Это все реально и все возможно — на принципах взаимовыручки и солидарности между людьми. Это все вполне реально, и к этому просто нужно стремиться.
— А почему ты считаешь, что это вполне реально?
Потому что я в это верю. Я верю в то что уничтожение власти человека над человеком приведёт общество, где каждый живет для себя. Пришлось тут поразмыслить относительно реализации… нахожу простой ответ, вспоминая песню Летова — «Убей в себе государство!» К этому просто нужно стремиться! Убивать привязку к государственной (контролируемой) машине.
— Спасибо за беседу!
Спасибо за и нтервью, полезно. Хотя было бы интереснее если бы было больше вопросов о том как он понимает анархизм и т.п.