В последние годы постсоветское революционное сообщество заметно поменялось — и не только в хорошую сторону. Если в конце XIX века в узких кругах был популярен катехизис революционера, призывающий жертвовать всем ради грядущего бунта, а суфражистки бросались под копыта лошадей, то с XXI-го начала преобладать тенденция «экономии усилий». Появились переводы статей о «теории ложек» и безопасных пространствах, паблики с характерными названиями вроде «сила слёзки» и так далее.
Разумеется, бывает полезно отдохнуть в безопасном пространстве, чтобы выйти оттуда с новыми силами, но многие активисты бросились из одной крайности в другую. Нигилист Рахметов из романа «Что делать?» спал на гвоздях и презирал слабость. Новые рахметовы не могут неделями вынести мусор, помыться и заработать на суп, хотя живут в квартирах с удобствами, не имеют инвалидности, не сидят под домашним арестом, а за пять минут до просьбы прислать денежку постили фотографии из недешёвого кафе.
Выпрашивание донатов приобрело неожиданный размах, особенно в России. Говорят, русские из всего сделают автомат Калашникова, но другие русские из всего способны сделать паперть, чтобы просить там милостыню. И вот результат — зачастую более бедные донатят более состоятельным, попавшись в ловушку активистской солидарности.
Но принцип крайностей — это болезнь роста, и её развитие в бывшем СССР, где протестная субкультура десятилетиями искоренялась, довольно предсказуемо. Гораздо опаснее явление, которое я обозначу как принцип нездорового компромисса. Корень у этих явлений один — желание потакать себе. Человеку хочется и революционером считаться, и ни в чём себе не отказывать. Почему бы не реализовать такой масштабный проект, подведя под него идеологическую базу?
Например, феномен «мяса по фригану». Веганам мясо нельзя, но если оно нафриганено, то есть найдено на фудкорте, на помойке супермаркета или подарено, — можно. И вот регулярно поедающий мясо активист кидается на вегетарианцев («Вы едите яйца замученных кур!»), карнистов («Трупоеды!») и пескетарианцев («Оставьте рыбу в покое, козлы!»). А потом мило улыбается: «А в чём проблема? Это же не я ту курицу покупал или убивал. Я не вкладывался в капиталистическое угнетение животных, а взял то, что приготовлено не мной. Всё по вегану». Нет, ребята: человек, который редко ест мясо, называется флекситарианец, а не веган, потому что веган продукты животного происхождения не употребляет вовсе. Остальное — бесполезная софистика. Иначе можно объявить веганами школьников, которые мамкины котлеты едят. А что, у детей нет ни своих денег, ни умения эти котлеты крутить, они «не вкладываются в капиталистическое угнетение животных».
Печально известно и так называемое политическое лесбийство. Радфем, живущая с мужем или любовником, может называть себя политической лесбиянкой, потому что лесбийство теперь «не секс, не пенетрация, а эмпатия и гиносимпатия» (источник). То есть обычное женское приятельство. Мужчина может годами не подозревать, что его партнёрша — «лесбиянка», поскольку она ведёт закрытый твиттер или телеграм. Эмпатия и гиносимпатия же у наших радикалок почему-то нередко сводится к агрессивному контролю над внешностью, речью и сексуальной жизнью товарок.
Радикальные сепаратистки, живущие с отцами и братьями? Таких достаточно. Одна из них не первый год читает лекции о жилищной и экономической сепарации от мужчин, хотя на практике даже не подозревает, что это такое: ремонт, коммунальные услуги, перевозку вещей и многое другое она делегировала отцу. Главное — эмоциональная сепарация: отца она не любит, как и мужчин в целом, поэтому идите лесом со своими претензиями!
Что любопытно, ощущать себя лесбиянками и сепаратистками, не будучи ими, радфемкам можно, а вот транс-женщинам с кариотипом XY ощущать себя женщинами нельзя, даже если они сменили паспорт на женский. Удивительные двойные стандарты.
А некоторые профеминисты? Типичные домашние лодыри, которые в тридцать лет не могут сварить суп и пропылесосить комнату. Всё это делает мать или партнёрша. Некоторые специально выбирают женщин постарше, чтобы не мучиться с юной неопытной девушкой, не способной даже картошку пожарить. До определённого момента наш феминист не понимает, что не так — партнёрша же умеет обустроить быт, значит, ей это нравится и не составляет для неё труда. А что это не свободный, а адаптивный выбор, ему даже в голову не придёт. Разная социализация? Мужские привилегии (когда мать с гораздо большей охотой обслуживает в быту сына, чем дочь)? «Да вы что, о чём вы, какой я сексист, я за равноправие, ну, и за легализацию борделей заодно — у женщин должно быть право на секс-работу! Какая ещё «торговля людьми»? Да вы обалдели, феминизм стал не тот и выродился в стигматизацию мужчин!»
Другая категория врунов — диванные митингёры. Они специализируются на захламлении левацких блогов и страниц хамскими комментариями и скандалами на ровном месте. Но у них всегда куча причин докопаться до тех, кто выходит на улицы. Фанаты дивана нашли себе отличное оправдание: сейчас сажают и прессуют за репосты, значит, диванщик точно так же рискует, как человек, который стоит с плакатом на площади. И совершенно неважно, что диванщик сидит с анонимайзера под псевдонимом Милитарий Махновский и не репостит ничего подпадающего под 161 статью Уголовного Кодекса Украины или 282 Уголовного Кодекса России.
Любой человек имеет право на слабость, а идеальных активистов не существует. Но если позволять себе всё больше и больше слабостей, провал между реальным и воображаемым расширится, а притягивать к своим просчётам очередную теорию будет всё сложнее. Ну и, как говорится, «так мы слона не продадим». Переустройство общества требует самодисциплины. Зачем феминисткам революция, если мужчины не возьмут на себя половину домашнего труда? Зачем веганство, если всё равно все едят мясо? И возможна ли вообще позитивная деятельность в мире симулякров, куда освободительное движение медленно съезжает, будто сломанная машина — в кювет?
Никто не предлагает романтизировать нигилистов позапрошлого века — в конце концов, это больше литературно-романтический миф, чем реальность. Да и примеры людей, которые соблюдают железную дисциплину, но никак не приближают прогресс, тоже есть. Но если революционеры и дальше будут потворствовать своим лени, разгильдяйству и двойным стандартам в таком масштабе, полицейское государство снова одержит победу. Либо ему вообще не придётся принимать меры — мы сами друг друга сожрём.