Мы поговорили с товарищкой и анархо-феминисткой из Казахстана, чтобы лучше разобраться в происходящем и понять как ситуацию оценивают местные активисты. Какова социальная природа восстания, каковы его требования и формы, кто ведет вооруженную борьбу и какие последствия эти события принесут региону.
Находясь на месте событий, расскажи, что происходило и происходит в стране?
Все началось с экономических требований рабочих на западе Казахстана, где резко подняли цены на газ. Потом требования стали политическими: отставка правительства и президента, выборность акимов (мэров) и парламентская республика. Некоторые требования были выполнены, но не сразу, и пока их игнорировали, волна протеста успела охватить все города Казахстана.
Так как в тех регионах и особенно в Жанаозене помнят расстрел 2011 года, характер собраний был очень мирный. Люди собирались в центре площадей своих городов и призывали акимов, а затем министров и президента к диалогу. Собравшиеся круто самоорганизовались на площадях, поставили юрты с горячим питанием и даже устроили субботник, потому что боялись, что их демонизируют СМИ.
В западном Казахстане три дня пытались мирно договориться, но акимы даже боялись выйти к людям. Потом власти начали силой разгонять собравшихся. Поэтому протест перешел в столкновения с полицией. Сложно мирно протестовать, когда тебя заливают газом и бросают светошумовые гранаты.
А вот как он стал таким организованным и военизированным, это нам еще предстоит узнать. После ночи погромов и странного исчезновения полиции с улиц Алматы перед вооруженными группами людей, многие из нас задумались, что протест мог быть использован как возможность переиграть распределение ресурсов и власти среди тех, в чьих руках и так уже почти все капиталы этой страны. Кто состоял в этих вооруженных или вооружившихся потом группах, насколько однородна была толпа протестующих, почему они вышли и был ли кто-то командующий – неизвестно. Мы не используем риторику гос. пропаганды и не называем их террористами. При этом, как я думаю, в Казахстане невозможно тайно сформировать вооруженное и прекрасно скоординированное партизанское движение во всех городах.
Когда в разных городах южного Казахстана еще продолжились нападения на административные здания и полицейские участки, на западе протест как будто остался в том же формате, а потом просто сошел на нет. Экономические требования рабочих там были выполнены, политические частично: произошли перестановки в правительстве, но Токаев пост президента не покинул.
Отключение связи, введение ЧП, комендантский час и красный уровень террористической угрозы полностью развязали руки карательной системе и на данный момент уже известно о восьми тысячах задержанных, дела которых не раскрываются. Счет пострадавших, скорее всего, идет на тысячи. Люди пострадали сначала в столкновениях с полицией. Потом в столкновениях протестующих с вооруженными группами, а потом были расстрелы мирных граждан казахстанскими военными. На данный момент пропали лидеры профсоюзов, за участие в митингах арестованы журналисты и блогеры, которые вели эфиры, лидеры не государственных политических партий. Но сейчас мы видим только маленькую часть общей картины.
Все за пределами Казахстана пытаются проанализировать что происходит и это сложно без знания контекста. А те, кто сейчас внутри страны, не могут этого сделать из-за отсутствия информации. У многих из нас нет надежды, что в ближайшее время мы узнаем, что действительно произошло.
Какие социальные группы участвуют в восстании?
Те, кто вышли в самом начале – это рабочие заводов и люди, живущие в маленьких городах на западе Казахстана, чей заработок зависит от предприятий. Их поддержало все население тех городов, потому что протест был против повышения цен на газ, от которых зависит в регионах все — отопление и горячая вода, машины.
Люди массово вышли в остальных городах, потому что требования протеста были им максимально близки и понятны, плюс важна солидарность с другими регионами.
Это максимально отличающийся от предыдущих протестов, если судить по Алмате. Три года подряд на мирные митинги выходили в центре города молодежь, «хипстеры», как нас называли, и представители политических движений.
Сейчас даже территориально первый очаг протеста 4 января вечером в Алмате сформировался не в центре города, а на широкой трассе, разделяющей верхнюю и нижнюю часть города. Что наглядно показывает какие слои населения в нем участвовали: люди, живущие «внизу» города и обеспечивающие своей работой всю городскую жизнь. Это молодежь, говорящая на казахском, рабочий класс.
Они и раньше выходили на митинги, но не так многочисленно. Последний раз это было во время президентских выборов 2019 года, когда их жёстко избили на улицах и задержали больше 4 000 человек.
Получается, можно сказать, что это почти восстание угнетенных рабочих классов за расширение социальной справедливости?
Сейчас это все очень спорно, но мне не нравится романтизация протеста в среде некоторых левых и восхваление бунтарей, которые смогли вынести себе по телефону из разрушенных магазинов, пока кто-то жег машины, причем не только полицейские. Понятно, что в Казахстане культуре протеста формироваться было попросту негде. Жестокое подавление советского казахстанского протеста 1986 в Алматы и расстрел в Жанаозене 2011 — оба этих процесса до сих пор не расследованы и виновные в массовых убийствах не наказаны. Возможно за экспроприацией денег, техники и приездом в город, чтобы сжечь там пару полицейских машин, стоит вовсе не политическое стремление менее обеспеченного социального класса свергнуть богатых и отомстить полиции, а использование более бедных слоев населения как пушечного мяса этими самыми «богатыми» в своих играх престолов. А возможно, огромное количество людей спонтанно вышло на улицы, надеясь на появившуюся возможность повлиять на будущее в своей стране. Когда протест набрал силу, объединив разные социальные группы, его резко задавили, отрубив связь, раздробив группы и введя войска. Поэтому сейчас судорожно ищут образ врага среди казахоговорящих слоев необеспеченного населения, исламистских радикалов и террористов. То есть идут попытки демонизировать активные группы протестующих, захвативших здания.
Я могу судить только по личному опыту и опыту своих знакомых, которые в этот момент были на улицах, волонтерили, помогали раненым, пытались фиксировать стрельбу по людям и вышли на мирный протест 6 января против ввода войск ОДКБ, когда по ним открыли огонь. Советую читать сейчас появляющиеся рассказы очевидцев об этом.
Как люди координировались и выдвигали требования?
На западе Казахстана избранные рабочими координаторы зачитывали требования в рупор, на площадях. В других городах была похожая ситуация. Когда протест стал вооруженным и начался захват зданий, никаких требований озвучено уже не было.
Координация протеста сначала была через профсоюзные движения на западе Казахстана, в Алмате и других городах спонтанно создавались телеграм- и вотсап-чаты, где почти никто не понимал, что происходит, но хотели выходить на улицы и выдвигать по большей части экономические требования.
Когда ночью 5 января полностью отключили мобильный интернет и частично сотовую связь, по информации тех, у кого она была, большинство вооруженных протестующих смогли координироваться и выкладывать видео с места событий, тогда как мои знакомые на улицах и журналисты были полностью без связи. Сложно сейчас оценить эту информацию, так как до сих пор не все получили полноценный доступ к интернету, видео и фото с мест происшествий только появляются в свободном доступе. Например, сейчас только появились рассказы протестующих с площади, что был создан координационный штаб, группы волонтеров и были собраны и написаны общие требования к городским властям и к руководству страны. Они хотели публично их озвучить, но не успели перед приходом военных.
Как анархисты участвовали в событиях?
У нас нет сформированного анархистского движения, но все анархо-активисты и другие левые были на улицах в это время.
Мы наблюдали очень сильную самоорганизацию как в самом начале протеста, когда люди только собирались, так и сейчас, когда мы все пытаемся как-то справиться с последствиями погромов, перестрелок и уличных убийств.
По появляющейся сейчас информации активистов, на улицах были заметны курьеры разных служб доставок, которые активно участвовали в протестах на своем собственном транспорте, вывозили раненых и оказывали помощь. У них есть свой профсоюз с 2021 года.
На твой взгляд, к чему все идет?
В начале у нас было много надежд на лучшее будущее в Казахстане, но потом протест приобрел другой характер, а Россия и другие государства ввели войска. Государственный дискурс постоянно меняется в поиске врага. Вчера это были якобы подкупленные безработные из Кыргызстана, сегодня это уже радикалы из Афганистана. Мы все надеемся, что завтра врагом не назовут активистов, которые последние три года выступали за политические реформы в Казахстане и выходили на митинги.
Прямо сейчас я и все мое окружение видим безрадостные перспективы. Мы не понимаем, что в итоге произошло. Я не буду описывать теории, которые сейчас есть в нашем инфополе, но все они касаются различной борьбы за власть между кланом Назарбаева и другими претендентами. Например, версия, что Токаев руками русских военных завоевывает себе место под солнцем. Если допустить, что это так — страшно, что десятки тысяч людей оказались вовлечены в их игру, а благие попытки и намерения изменить социальные и политические условия в Казахстане к лучшему для всех использовались несколькими людьми, чтобы по-новому разделить между собой ресурсы страны.
Мы предполагаем, что сейчас последствия протеста будут использоваться как предупреждение для тех, кто хотел хоть немного либерализовать законы о мирных собраниях и говорить о необходимости политических реформ. Да и вообще как доказательство, что народ не готов участвовать в политической жизни страны. Плюс еще предстоит выяснить, как на нас скажется ввод российских войск.
Сейчас очень важно, чтобы кровавый январь в Казахстане не стал просто красивой революционной картинкой. Но и чтобы не запомнился как террористический акт, нападение извне, как говорят государственные источники разных стран, особенно казахстанские.
Пока прошло мало времени, чтобы можно было отрефлексировать все произошедшие события, собрать необходимую информацию, вынести из нее уроки и провести расследования. Надеюсь, у нас ещё будет возможность это сделать. Как и будет ещё возможность у народа избавить страну от власти диктаторов.
В Казахстане никогда ещё не было таких масштабных протестов и после этих, я надеюсь, мы будем ещё больше солидаризироваться по всей стране, а культура протеста сможет развиваться дальше. Мне кажется, сознание каждого человека меняется, когда он впервые выходит на улицу вместе с товарищами, чтобы попытаться изменить что-то, и действительно осознает, что он может повлиять на будущее. У нас никогда не было возможности испытать это раньше, и, я надеюсь, мы не забудем это новое чувство под гнетом старых репрессий, последствий от разгромов и восстановления от общей народной травмы жёсткого применения оружия против нас в нашей стране.
Борис Энгельсон для pramen.io
