Уже давно стал избитой истиной тот факт, что социальные права и свободы, которые мы унаследовали от предыдущих поколений и которыми сегодня свободно пользуемся, утратили для большинства свою изначальную значимость. Как правило, человек дорожит только тем, чего он достиг в результате личной борьбы, слишком легко забывая об историческом значении тех достижений, что были добыты другими людьми в предыдущие эпохи ценой больших жертв. Если бы это было не так, мы не смогли бы объяснить те откаты или повороты обратно в прогрессе человечества, которые периодически случаются в нашей истории. Будь это не так, все социальные завоевания прошлого и настоящего можно было бы изобразить на графике в виде постоянной восходящей линии, которую неспособно нарушить никакое спорадичное отклонение.
Мы начинаем осознавать всю ценность так дорого завоеванных нами прав только тогда, когда они становятся жертвой необузданной реакции, в результате которой потеря этих прав приносит нам горестные и мучительные переживания. Нынешняя эпоха и сокрушительные события самой страшной катастрофы в истории всех народов преподали нам урок в этом плане, который трудно понять неправильно, и который должен подтолкнуть всех нас к трезвому размышлению на эту тему.
Было время, когда люди, мнящие себя революционерами, придерживались мнения, что суровые репрессии обязательно должны породить ответное сопротивление народа такой же силы, которое тем самым существенно приблизит всеобщее освобождение. Это заблуждение, которое может возникнуть только из слепого догматизма, до сих пор очень популярно и представляет собой одну из самых больших опасностей на пути всех социальных движений. Такая концепция не только в принципе ложна и не имеет исторического обоснования. Хуже того, она служит оправданием для каких угодно периодов и степеней интеллектуальной и социальной реакции. Довольно сложно представить, что люди, позволившие лишить себя хоть каких-то прав и свобод, которые они с таким трудом завоёвывали, проявят пылкий энтузиазм в борьбе за достижение всех прав человека.
Глупая идея о том, что политические и социальные свободы не имеют для нас никакой ценности до тех пор, пока система, при которой мы живем, не устранена полностью, равносильна принятию софистического утверждения Ленина о том, что «Свобода – это всего лишь буржуазный предрассудок». Однако те, кто разделяет эту точку зрения, должны, если они хотят быть последовательными, считать бессмысленными все права, завоёванные в результате прошлых революций и масштабных народных движений. Более того, они должны стать сторонниками нового абсолютизма, чьи неизбежные последствия будут гораздо хуже, чем монархический абсолютизма прошлых веков.
Ни одно из прав и свобод, которыми мы пользуемся сегодня в более или менее демократических странах, никогда не было предоставлено народам их правительствами в качестве добровольного дара. Даже самый либеральный режим не дарует права и свободы нации по собственной инициативе. Государство делает это только тогда, когда сопротивление народа уже невозможно игнорировать. Подобное свойственно не только Европе, но и для всех стран на всех континентах, и не только для какого-то конкретного периода, а для всех исторических эпох.
Революции в Швейцарии и Нидерландах против тирании австрийской и испанской династий, две английские революции против абсолютной монархии, восстание американских колоний против угнетения со стороны метрополии, Великая французская революция с её отголосками по всей Европе, революционные события 1848-49 годов, восстание Парижской коммуны в 1871-ом году и Кантональная революция в Испании в 1873-м году, а также Российская революция во время Первой мировой войны до прихода к власти большевиков и последующего вырождения революции в контрреволюцию или так называемую «диктатуру пролетариата», начало гражданской войны в Испании в 1936-ом году и пробуждение «колониальных народов» – все эти события исторического масштаба веками держали общество в состоянии внутреннего брожения, создавая предпосылки для новой социальной эволюции, которая, хотя и часто прерывается реакционным реваншами, всё же направляет нашу жизнь по новым путям. Эти события также заставили людей во многих странах всё больше осознавать свои элементарные права и ревностно относиться к отстаиванию собственного достоинства, в результате чего горизонт наших личных и коллективных прав и свобод расширился до такой степени, которую невозможно было бы представить при королевском абсолютизме.
Без французской революции и её значительного влияния почти на все страны Европы выдающиеся массовые движения нашего времени, широкое распространение демократических и социалистических идей, развитие современного рабочего движения и весь последующий след, который был оставлен этими всеми прогрессивными движениями, просто были бы невозможны, поскольку именно права и свободы, завоёванные в результате этого эпического восстания, подготовили почву, на которой новые идеи и стремления могли расти и процветать.
Никто не понимал эту фундаментальную истину лучше, чем Михаил Бакунин, когда в бурный период 1848-49 годов он стремился склонить славянские народы Востока в сторону революции и убедить их присоединиться к союзу с западной демократией, чтобы разгромить три оставшиеся цитадели королевского абсолютизма в Европе: Россию, Австрию и Пруссию. Он верно понимал, что продолжающееся существование этих последних оплотов неограниченного деспотизма представляет собой самую большую опасность для развития свободы на этом континенте, и что эти державы будут постоянно стремиться к возврату к временам Священного союза. Эта попытка Бакунина, окончившаяся неудачей, представляется тем более значительной, что сами Маркс и Энгельс не придумали ничего лучшего, чем встать в «Рейнской газете» на позицию истребления всех славянских народов, кроме поляков, дойдя даже до отрицания у этих народов вообще какой-либо потребности в более высоком культурном развитии.
Человеческие существа никогда не прибегают к открытому сопротивлению только ради удовольствия. Революции вспыхивают только тогда, когда исчерпаны все другие возможные средства и когда слепая косность и умственная близорукость правящих классов не оставляют никакой другой альтернативы. Революции сами по себе не создают ничего нового. Они лишь расчищают путь от препятствий и помогают воплотить в жизнь уже существующие в их изначальном виде концепции. Каждая форма свободы, завоёванная в борьбе, имеет неоценимое значение. Эта свобода затем становится базой для дальнейшего прогресса, ступенькой на пути к всеобщему освобождению. Даже самая незначительная привилегия и самая скудная свобода могут быть куплены ценой тяжелых жертв, а потому отказаться от такого сокровища без борьбы означает сыграть на руку реакции и, возможно, возрождению давно ушедшего в прошлое варварства.
Даже в демократических странах мало кто помнит, что такие люди, как Шапталь, Токвиль, Гурне, Тюрго, Гойо, Бюре и многие другие рассказывали тем, кто был готов читать и слушать их, об экономических и социальных условиях старого абсолютистского режима. Действительно, это вещи, о которых преобладающее большинство наших современников имеет весьма смутное представление. Это незнание эпохи, предшествовавшей Французской революции, во многом объясняет относительную беспечность, с которой многие сегодня смотрят на нависшую угрозу тоталитарного государства, и ту легкость, с которой многие принимают догмы нового абсолютизма как единственную альтернативу царящему социальному хаосу.
Система королевского абсолютизма представляла собой иерархию, охватывающую тотально все сферы общественной жизни, которой были полностью чужды любые понятия о личной свободе и равных правах. Каждому человеку отводилась своя ниша в обществе, в котором он не имел ни малейшего права голоса. Только тонкая прослойка правящих классов пользовалась широкими привилегиями, в то время как широкие народные массы не имели никаких прав. Подавляющее большинство сельского населения было привязано к земле, которую они, как крепостные, не имели права покидать, влача существование живой собственности феодальных баронов. Любая попытка бегства из этого рабства каралась жестокими телесными наказаниями или смертью.
Эта система, державшая в своих тисках большую часть Европы до начала Французской революции, не только лишала массу подданных всех прав человека, но и посредством бесконечного и требовательного надзора за каждой сферой человеческой деятельности, подавляла любой экономический и социальный прогресс. Целые кучи королевских указов и постановлений исключали любую возможность улучшить или ускорить процесс производства с помощью новых изобретений или других инноваций.
Каждому ремесленнику были предписаны строгие методы работы, и никакие отклонения от них не допускались. Государственные комиссии фиксировали не только длину и ширину ткани, но и количество нитей, которые должны были быть вплетены в ткань. Портному давали чёткие инструкции насчёт того сколько стежков он может сделать, чтобы пришить рукав к пальто. Такие же указания были и у сапожников, которым строго определяли сколько швов им необходимо для того, чтобы пришить подошву к сапогу. Шляпники во Франции были обязаны соблюдать более шестидесяти различных правил для изготовления одной шляпы. Красильщикам разрешали использовать для окрашивания тканей только ту древесину, которую указывали официальные власти. Каждый фабрикант должен был соблюдать правила подобного рода, из-за чего во Франции, как и в большинстве других европейских стран, методы производства в начале Французской революции мало чем отличались от тех, которые применялись столетие назад.
Государственные шпионы были в каждой мастерской. Армия чиновников внимательно следила за фабриками, высматривая подозрительным взглядом малейшее нарушение правил. Вся продукция, малейшим образом отклонявшаяся от установленной нормы, подлежала конфискации или уничтожалась, а к нарушителям применялись строгие меры наказания. Во многих случаях рабочему, признанному «виновным», калечили руки, а в других случаях утюгом прижигали клеймо к его лицу. В случаях серьёзных нарушений виновный могли отвести к палачу, а его мастерская и оборудование уничтожались.
Очень часто дополнительные постановления принимались лишь с целью вымогательства денег у цехового мастера. Правила были настолько абсурдными и неясными, что даже при всём желании их полное соблюдение было невозможно. В таких случаях мастерам цехов не оставалось ничего иного, кроме как платить большие взятки за отмену особенно репрессивных постановлений. Вымогательства такого рода отнюдь не были исключением; напротив, они становились всё более распространёнными по мере того, как правители жадно хватались за все мыслимые средства, чтобы наполнить свою казну, опустошенную годами расточительных расходов королевских дворов.
Когда Луи Блан и другие историки Великой революции рассказывают, что после отмены этого колоссального бремени в виде численных идиотских декретов, постановлений и бессмысленных правил люди почувствовали себя так словно, они освободились из какой-то гигантской тюрьмы, то они просто констатируют факт. Только благодаря полной отмене этих бесконечных препятствий появилась возможность радикально изменить экономические и социальные условия. Когда произошло это изменение, была создана благодатная почва для появления сотни полезных изобретений, которые раньше никогда бы не увидели свет. Между прочим, этот факт является неопровержимым доказательством ошибочности марксистского положения о том, что форма государства определяется существующим в данное время способом производства. На самом деле не условия производства породили королевский абсолютизм, а, скорее, это была система абсолютизма, которая на протяжении более чем двух столетий насильственно препятствовала любому усовершенствованию методов производства и таким образом парализовала любую тенденцию к их модернизации.
Однако с исчезновением феодального строя не только изменились и расширились возможности улучшения общественного производства, но и политические и социальные институты различных наций изменились до такой степени, какую едва ли можно было вообразить до этого поворотного момента. Феодальное рабство, которое до сих пор приковывало людей железными цепями к земле и навязывало каждому обязательный вид деятельности, было заменено правом свободы передвижения, выбора места жительства и право выбирать тот род занятия, который каждый находит наиболее подходящим для себя.
На смену драконовским наказаниям за малейшее несоблюдение правил, которые назначались часто в результате выбитых из жертв под пытками признаний, пришли новые представления о справедливости, возникшие в результате революции и более соответствующие стремлениям человечества. Когда-то представители привилегированных классов могли хоронить своих врагов заживо в одной из бесчисленных крепостей Европы, просто подготовив так называемое «Le lettre de cachet» [1]. Но теперь добытые недавно гражданские права гарантировали, что каждый обвиняемый должен предстать перед судьёй в течение определённого периода времени. Гражданина должны проинформировать о выдвинутом против него обвинении и предоставить право на адвоката.
Для нас, людей, которые, возможно, никогда не сталкивались с какой-либо другой системой правосудия, такие гарантии могут показаться чем-то обычным и само собой разумеющимся. Однако было время, когда их не существовало, а возникли они только благодаря огромным жертвам.
Вместе с этими правами человека в результате непрерывной борьбы постепенно развивались также такие права, как свобода слова и письма, свобода собраний и право на организацию и различные другие социальные свободы. Достаточно вспомнить, например, те тяжелые жертвы, которые потребовались для того, чтобы добиться отмены ненавистного института цензуры, или жестокую борьбу, которую пришлось вести рабочим Англии и Франции за право на организацию. Именно благодаря этой борьбе и жертвам рабочие смогли верно оценить значимость этих прав. Правда, все эти права и свободы имеют значение только до тех пор, пока они живы в сознании народа и пока народ готов защищать их от любой реакции. Но именно этот факт должен побуждать нас всё более и более рьяно отстаивать их и поддерживать в общественном сознании понимание их жизненной важности.
Есть люди, которые считают, что мыслят очень радикально, когда утверждают, что подобные права уже потеряли своё значение по причине того, что они были закреплены в конституциях разных стран. В крайнем случае они доходят до заявлений о том, что такие права – это тривиальные или мелкие достижения, которые ни на шаг не приблизили нас к социальному освобождению. Тот, кто придерживается такого мнения, довольно безнадёжен в политическом плане, ибо тем самым он демонстрирует, что ничему не научился на горьком опыте недавнего прошлого.
Здесь необходимо подчеркнуть не только то, что эти права включены в конституции, но и то, что правительства были вынуждены гарантировать их под давлением масс. Если бы такие формы свободы действительно были настолько бессмысленными, реакционеры во всём мире вряд ли стали бы пытаться их отменить или ограничить при каждом удобном случае, что мы неоднократно могли наблюдать во многих европейских странах за последнее десятилетие.
Но отбрасывать все политические и социальные улучшения как несущественные – полный абсурд элементарно даже из-за того, что тогда нам пришлось бы признать бесполезными любые попытки трудящихся масс улучшить свои условия в рамках существующего общественного строя. Все разумные люди понимают, что главные социальные проблемы не могут быть решены только с помощью обычной борьбы за повышение заработной платы, являясь, однако, потенциально важным средством для достижения актуальной и существенной экономической цели. Если бы вышеупомянутый аргумент был верен, не было бы смысла бороться с новым феодализмом тоталитарных государств, поскольку несколько больше или меньше прав не имели бы никакого значения.
Всё, что социалисты различных течений утверждали в прошлом касательно недостатков капиталистического экономического строя, верно и сегодня, и будет оставаться верным до тех пор, пока служит на благо небольшого меньшинства, а не на благо всех членов общества. Тем не менее это не отменяет того факта, что общественные движения, направленные на устранение преобладающего социального и экономического зла, могут процветать только в атмосфере интеллектуальной свободы. Они должны иметь возможность распространять свои идеи и создавать организации или институты, способствующие освобождению человечества. Следовательно, если мы хотим приблизиться к цели социального освобождения, нам необходимо больше прав и свобод, а не меньше.
Даже самая малая из свобод, завоёванная в результате постоянного стремления и упорства, является важным шагом на пути к освобождению человечества, а потеря малейшей социального завоевания представляет собой неудачу в деле социального прогресса. Очевидно, нельзя достичь свободы для всех, если воздерживаться от борьбы за личную свободу каждого. Права и свободы могут быть утрачены в малом масштабе, так же как они могут быть достигнуты в ограниченном. Стоит реакции только сделать первый шаг на гнусном пути покушения на права людей, как тут все остальные права и свободы подвергнутся той же опасности. Если мы сделаем малейшую уступку реакции, то не стоит тогда удивляться, если со временем мы потеряем бесценное наследие, которое другие, ценою собственных страданий и жертв, завоевали для нас.
Если для подтверждения этого утверждения необходимы какие-либо дополнительные доказательства, то история последнего десятилетия предоставляет их сполна. Этого должно быть достаточно, чтобы открыть глаза любому, кто не страдает неизлечимой интеллектуальной слепотой. Новый абсолютизм бросает сегодня свою угрожающую тень на все культурные и социальные завоевания, достигнутые человечеством после многовековой борьбы. В Советской России и в большинстве стран Востока, где доминирует её военная мощь, право человека жить, где он сам хочет, или заниматься тем ремеслом, которое кажется ему наиболее перспективным, отброшено на свалку истории. Государственная бюрократия выделяет каждому человеку произвольное место для его производственной деятельности, которое он может покинуть только по прямому разрешению или приказу властей. Привилегия, предоставленная самому обыкновенному крестьянину после отмены крепостного права при царе, больше не распространяется ни на одного рабочего в хвалёном «Красном Отечестве» пролетариата.
До сталинского режима ни одно капиталистическое государство не осмеливалось создавать концентрационные лагеря, где в самых жестких условиях каждому рабочему назначалась дневная норма выработки, которую он должен был выполнять под страхом жестоких наказаний сродни тем, которые применялись к галерным рабам эпохи Цезаря [2]. Но в России Сталина и странах, скованных его тиранией, создание таких рабских трудовых лагерей стало обычным явлением, а их жертвами стали миллионы беспомощных людей.
Одновременно с этим возвращением в тёмные века феодализма произошло подавление всех социальных и политических прав. Все средства для распространения идей, пресса, радио, театр, кино и общественные собрания в целом перешли под контроль железной цензуры, а безжалостная полицейская система, невосприимчивая даже к малейшим призывам к гуманности, взяла командование в свои руки. Профсоюзы, лишённые права на забастовку и всех других влиятельных прав, были превращены в орудие всесильного государства и теперь служат лишь моральной санкцией чудовищному и беспредельному экономическому и политическому порабощению.
Жестокое подавление всех общественных движений от меньшевиков, анархистов и до так называемых «троцкистов» по всей территории СССР; применение пыток для выбивания признаний у лиц виновных или невиновных в совершении преступлений; циничное издевательство над всеми понятиями правосудия, столь наглядно продемонстрированное на печально известных московских процессах «чистки», которые были нечто таким, что царская Россия не смогла бы повторить; вновь введённая позорная практика взятия заложников, в результате которой даже семьи и друзья лиц, якобы угрожающих безопасности государства, подлежат аресту и наказанию; депортация населения целых деревень в отдаленные районы Сибири – всё это, а также огромное количество других карательных мер, заимствованных из варварства давно исчезнувших эпох, характеризует систему, которая, по её собственным данным, имеет едва ли 8 000 000 организованных сторонников в России, но при этом стремится загнать в рабство более 200 000 000 своим бесчеловечным режимом насилия.
И это ещё не всё! В условиях нового абсолютизма нет ни свободы мысли в науке, ни творческой автономии в искусстве, представители которых также находятся во власти неумолимой диктатуры партийной машины. Не проходит и месяца, чтобы деятели искусства и науки не предстали перед судом этой новой государственной церкви за отклонение от предписанной линии и не были публично осуждены как еретики. Сам факт, что практически все обвиняемые, включая композиторов, художников, архитекторов, экономистов, историков, антропологов, инженеров-строителей и химиков, преклонили колено перед новой властью, публично признались в своих «отклонениях» и пообещали исправиться, является ещё одним свидетельством общей деградации человеческой личности, что неизбежно при тоталитарном режиме.
Пока господствовал монархический абсолютизм, у таких личностей, как Сервантес, Гойя, Рабле, Дидро, Вольтер, Мильтон, Лессинг и сотни других гениальных людей была возможность самовыражения. В сталинской России такая свобода немыслима. Во время правления царя Николая II Толстой всё ещё мог осмелиться опубликовать свою знаменитую декларацию против войны с Японией в лондонской газете «Таймс», благодаря чему весь цивилизованный мир имел возможность высказаться по этому поводу. Российское правительство не посмело тронуть ни одного волоска на его голове. Можно спросить, что случилось бы с Толстым, если бы он жил при Сталине. Задать этот вопрос – значит ответить на него, и единственно возможный ответ на этот гипотетический вопрос ясно покажет, до какой степени миллионы людей утратили свои основные права человека. Миллионы других людей неумолимо постигнет та же участь, если они не займут во всех странах несгибаемую позицию в защите прав и свобод, завоёванных столь дорогой ценой!
Давайте не будем обманывать себя. Такова истинная природа нового абсолютизма, который под предлогом социального освобождения угрожает сегодня задушить всю свободу, все человеческое достоинство и надежду на светлое будущее, чтобы ввергнуть мир в современный тёмный век, продолжительность которого никто не может предсказать. Опасность тем более велика, что в каждой стране в распоряжении этих современных тиранов находится фанатичная и беспринципная группа учеников, беспрекословно подчиняющихся любым их приказам. Сознательно в отношении лидеров и бессознательно в отношении интеллектуально отсталых масс, которые они эксплуатируют в злых целях, эти ученики служат интересам красного империализма, прокладывая путь к диктатуре в своих странах.
В то же время этот новый деспотизм имеет тенденцию к усилению реакции в каждой стране, в результате чего находящиеся под угрозой нации отказываются от давно установленных прав и свобод, руководствуясь оправданием, что такие действия являются единственным эффективным средством выбить почву из-под ног российского шпионажа в пределах их границ. Постоянное ухудшение гражданских свобод в «демократических» странах чётко указывает на опасность заражения тоталитарной реакцией на нашей собственной земле.
Настоятельно необходимо решительное сотрудничество людей доброй воли во всех слоях населения, отвергающих диктатуру в любой форме и готовых защищать свои права и свободы до последнего. Это единственный способ перенаправить социальную эволюцию на новые пути и построить твёрдую и прямую дорогу к всеобщему освобождению. Но прежде всего, мы должны стремиться вновь пробудить в массах сильное стремление к свободе и чувство человеческого достоинства, а также подстегнуть их к сопротивлению любой угрозе их неотъемлемым правам. Такое решительное осуждение реакции во всех формах и фазах является в то же время единственным средством предотвращения новой мировой войны и достижения взаимопонимания между народами всего мира на основе взаимопомощи и федералистских принципов. Одним словом, силовая политика правительств может быть подорвана только через сопротивление самих масс.
К сожалению, есть ещё очень много самодовольных людей, которые якобы считают, что жертва социальными правами и свободами необходима для достижения экономической безопасности для всех. Такая точка зрения является самой предосудительной из всех, поскольку она подразумевает отказ от всякого человеческого достоинства. Это предположение не только совершенно ошибочно, что наглядно демонстрируют жалкие экономические условия жизни российских крестьян и промышленных рабочих, но, что ещё хуже, оно ведёт к полному краху человеческой личности.
Пусть те, кто придерживается такого мнения, задумаются над высказыванием Бенджамина Франклина: «Те, кто готов пожертвовать насущной свободой ради малой толики временной безопасности, не достойны ни свободы, ни безопасности».
Для нас, однако, старый лозунг остаётся в силе: социализм будет свободным или его не будет вообще!
Оригинал на английском — https://theanarchistlibrary.org/library/rudolf-rocker-social-rights-and-freedoms
Перевод для Прамень Денис Хромый
Примечания переводчика:
- «Lettre de cachet» («письмо с печатью») – это приказ о внесудебном аресте того или иного человека в виде письма с королевской печатью в абсолютистской Франции. См. подробнее здесь: https://ru.wikipedia.org/wiki/Lettre_de_cachet
- Сталин не был тем, кто первым осмелился создать концентрационные лагеря с дикой эксплуатацией, ужаснейшими условиями труда и пытками. Капиталистические страны создавали подобное и до Сталина.
Например, французско-английские интервенты во время событий Гражданской войны создали мудьюгский концентрационный лагерь, который сначала использовался для военнопленных. После ухода интервентов Антанты лагерь стал использоваться как ссыльно-каторжная тюрьма. См. подробнее здесь: wikipedia
Такие тюрьмы существовали также в царской России до Сталина. См. здесь: wikipedia
Кроме того, британцы массово создавали концентрационные лагеря во время англо-бурской войны 1899-1902 с 1900 по 1902 год, где содержались и умерли тысячи буров. См. тут: wikipedia
