Ранее мы же уже писали о самоуправлении в Ночикстлане, Мексика. Теперь мы представляем вам перевод интервью двух делегатов Народного комитета, Сюзанны и Серджио, которые рассказывают о зарождении, развитии и возможном итоге этого явления.
Ночикстлан, расположенный в штате Оахака, Мексика, где процветают многочисленные общественные организации, а наркомафия периодически изгоняется из города, по многим причинам на протяжении долгого времени был в центре политического внимания. 19 июня 2016 года Ночикстлан, где существовало местное самоуправление и отсутствовала полиция, подвергся военному штурму со стороны вооруженных сил местного федерального правительства. Народ противостоял атаке и с позором прогнал военных. С тех пор город численностью около 13,3 тыс. человек живет на основах самоуправления, создавая свои собственные политические и социальные структуры. Любопытно то, что наркомафия сохраняется лишь там, где присутствует полиция.
Спустя два месяца после жестокой атаки на город, у людей Ночикстлана все еще сохраняется Народный комитет, заменяющий правительственные власти и являющийся составляющей общего течения по расширению политических прав путем восстановления местного кодекса «Обычаев и ритуалов» [являющегося антикапиталистическим]. Наша команда встретилась с Серджио Лопезом Гарсия и Сюзанной Авенданио Хемандез, являющимися выбранными членами недавно созданного Гражданского комитета по сохранению управления Нохчитланом. В их компании мы вернемся к событиям 19 июня, запланированному акту террора, бегству городских властей, сожжению муниципального здания, установлению Народной ассамблеи с избранием региональных представителей и происходящей в настоящий момент «психологической войне», организованной несколькими нарушающими общественное спокойствие личностями, включая местного священника, которые сеют смуту, чтобы поспособствовать возвращению прежних муниципальных и полицейских властей.
Q: Как бы вы охарактеризовали ценности, которые объединяют местные народности, такие как Мичтек, и что позволяют вам эти ценности с точки зрения борьбы и социальной организации?
Сюзанна: Считается, что у народа Ночикстлан глубоко укорененные обычаи и традиции. Лично я верю, что одна из центральных ценностей, сплочающих нас как народ, это взаимное чувство общности. Считается, что оно проистекает из воинственности наших предков, которая со временем трансформировалась в своего рода спокойствие. Но как только вы решите переступить через наши ценности и историю, воскреснет тот народ, чьи корни и кровь живут в нас, и мы не согнемся ни перед кем и не позволим нами помыкать. Мы честные и спокойные, но не покорные люди.
Ночикстлан пребывает сейчас в стадии преобразования и метаморфоз, потому как кокон, в котором он закрылся – это его якобы спокойствие — подвергся атаке, и теперь всплывает на поверхность исконная воинственность нашего народа. Я верю, что ситуация продолжит развиваться в том смысле, что, хотя Ночикстлан занимает позицию, которую можно было бы назвать «состоянием сна», теперь мы видим все больше людей, которые намерены появиться и потребовать – а не униженно умолять – то, что соответствует их гордому званию как народа.
Серджио: Мичтеки воинственный народ, который всегда сражался и продолжает сражаться за каждый ручей, за каждый метр земли, за ее границы. Теперь подсознательно выплескивается наружу накопившийся адреналин против беспомощности правительства, которое ничего не желает слышать и не делает ничего для людей. Мы протестуем, потому что везде обман. Они говорят нам: «Сегодня мы примем реформу и снизим цены на бензин, понизим цены на газ, на все», — но в итоге происходит прямо противоположное.
Q: Какого рода более широкие интересы противостоят этому объединению, и как по-вашему, какие государственные силы участвовали в событиях 19 июня?
Серджио: Это глобальная проблема, и весьма очевидно, что мы имеем дело с более крупными интересами. Мексика принадлежит к ОЭСР («Организация экономического сотрудничества и развития», OECD) и, очевидно, с тех пор как Салинас [предыдущий премьер-министр] начал подстраивать страну под эту схему, они хотят, чтобы Мексика была стандартизирована на международном уровне, в то время как в действительности Мексика неразвитая страна, остающаяся в стороне и не способная конкурировать с этими государствами. Наша культура, наши обычаи, наш образ жизни отличаются. Теперь это не просто вопрос реформы образования и отдельных учителей, но социальная проблема на более глубоком уровне.
Образ мысли большинства далек от подобного видения ситуации, потому как их образ мысли продиктован телевидением, которое скармливается им правительством. Правительство идет на некоторые уступки, чтобы заставить людей перестать думать и сузить их понимание ситуации, и таким образом они остаются покорными и все еще полагают, что правительство работает вполне неплохо. В этом и состоит проблема. Правительство пошло на некоторые уступки учителям и использовало их, но в последнее время, когда учителя освободились и научились бороться, ситуация стала очень сильно напоминать ту, которую мы видели и пережили в Оахаке и Мехико.
Сюзанна: Я думаю, это стратегия правительства. У них были планы по атаке Чиапаса, но зная, что там им также придется иметь дело с наркобаронами, они решили вместо этого атаковать Ночикстлан, имевший репутацию очень тихой деревни. Они хотели внушить идею собственного превосходства, они не ожидали, что здесь им ответят. Они никак не могли ожидать такого сопротивления в Ночикстлане.
Теперь владельцы предприятий объединяются [организовывая протесты против всеобщей мобилизации по причине экономических убытков], но в действительности они не много потеряли, потому как потерпевшая сторона – это наемные рабочие, а не они. Они говорят, что прекратят платить налоги, но: кто эти владельцы предприятий? кто в итоге получит деньги? Вот почему я говорю, что это стратегия правительства: здесь продвигаются политические и экономические интересы, пусть и говорится, что дело в другом. Я думаю, что дело здесь в денежном вопросе, от которого уклоняются, но который, к несчастью, затрагивает нас, ночикстланцев. Но, как я уже сказал, этот их просчет уже привел их к обратному результату.
Q: Можете ли вы, как очевидцы этих действий, рассказать свою версию событий 19 июня [день политической атаки на город]?
Серджио: Я вышел ко всем, потому что услышал звон церковного колокола: в деревне церковный звон — это сигнал тревоги. Услышав сигнал тревоги, я подошел к госпиталю и обнаружил там своих друзей, своих людей, своих соседей, и я увидел, что из себя представляет репрессия… Я мог бы показать вам, как они бросали [дымовые] бомбы, которые, понятное дело, приводили людей к удушью, они не могли ничего видеть…
Мы собрались вместе, чтобы отражать атаки федеральной полиции и, конечно, у нас ничего не было кроме камней, палок и всего того, что мы могли отыскать. Мы отбивались от них шквалом камней. Позже, и только потому, что они притащили большое количество снаряжения, они прорвались в госпиталь, заняли его и не пускали людей. Когда у них заканчивались бомбы, они уступали, и нам удавалось оттеснить их к реке, туда, где мост, забрасывая их камнями. Затем они пополняли запасы. Вертолет, наполненный бомбами, прилетал и снабжал их, так что они развертывали атаку опять. Это походило на детскую игру. Я помню, там были припаркованы грузовик для перевозки цыплят и машина одного из учителей, и, прибыв на место, полиция сама подожгла их, и продолжала поджигать все, что оказывалась у них на пути. Именно в это момент все застлал дым [от поджогов] и они начали стрельбу. Вначале мы не обратили на это внимание, так как мы застряли на одном месте недалеко от места стрельбы, но мы увидели людей, падавших на другой стороне улицы. Кто-то говорил, что они начали стрельбу из новых отелей, принадлежавших тем, кто поддерживал ту же политическую сторону [сторону властей]. Федералы устроились там днем раньше.
Именно поэтому я утверждаю, что все это было спланировано и что кто-то должен за это ответить. Но правительство ничего и слышать не желает о привлечении к ответу виновных. Теперь все средства массовой информации твердят о том, что раненые были только со стороны полиции, а не гражданского населения. Также в Ночикстлане не было никаких подрывных групп, были только люди, которые постояли за себя. Да, крестьяне приходили из окружающих деревень, чтобы поддержать, но они появились только в конце событий, чтобы отразить нападения полиции. Большинство были мы, сам народ.
P: Когда полиция покинула город, какие именно общественные механизмы привели к стихийным выпадам против отеля «Juquila», мэрии и бывшего ранчо мэра Ночикстлана?
Серджио: Думаю, это было выражением гнева и ярости народа, потому что, когда видишь, как это место страдает [от политической атаки] с применением стрельбы, и власти, вместо того чтобы помощь, попросту смываются и больше не показываются, конечно, когда думаешь обо всем этом, то легко решиться на что-то вроде поджога здания, потому что когда видишь раненых или убитых, гнев и адреналин дают о себе знать.
Люди рассказывали, что очень скоро после всех событий появились муниципальные работники, которые опустошили и сожгли муниципальные здания, чтобы убрать все улики. Им понадобилось сжечь все в конце, потому что, возможно, они хотели скрыть какие-то доказательства. Думаю, они были не единственные – кроме них были еще мародеры, а после кто-то закончил все поджогами. Этот год зовется «годом Идальго», и здесь, как назло, была его “cacicazgo” [земля и собственность]. Ничего не было ясно, [правительство] никогда не отчитывалось о том, чем занимается, сколько денег поступает, сколько тратится, не было никакой прозрачности в правительстве… Это и есть интересы, которые способны были привести ко всему этому.
Сюзанна: По поводу ранчо… В конце концов, там был не такой уж и сильный пожар, потому что люди даже не добрались до того места, и ранчо не было захвачено. Животные, олени, лошади, павлины и прочее – им там очень нравилось охотиться – даже не были здесь, их убрали и перевезли в другое место. Управляющий ранчо сказал, что он поджег его в нескольких местах, чтобы создать впечатление, будто бы ранчо в огне, но это было вовсе не так. Если бы люди хотели напасть на мэра, то он был поблизости, в доме его матери [не на ранчо], но у них не было таких намерений.
Я уверена, эти события были вызваны скорее гневом и бессилием народа, потому что жители города на самом деле вовсе не были вооружены. Обычно дома ни у кого нет огнестрельного оружия. Люди пришли сюда поддержать учителей.
Q: Какие события заставили муниципальные власти исчезнуть из города?
Сюзанна: Думаю, они уже знали о том, что должно было произойти, потому что они неожиданно исчезли прямо перед теми событиями и не появлялись снова, никто их не выгонял насильно. В случае с мэром, никто не нападал не только на него самого, но и ни на кого из его семьи, начиная матерью и женой и кончая братьями. Это то, что сильнее всего доказывает его виновность. Не знаю, заключило ли Федеральное правительство из стратегических соображений соглашение с ним: «Сколько будет стоить, чтобы ты предал свой народ?» [Мэр] с тех пор все еще уклоняется от своих обязанностей, но находится на своем посту, потому что он не был отстранен, он продолжает получать зарплату. Здесь, в Ночикстлане, мы оказались в какой-то сюрреалистической ситуации: правительства нет, но ему продолжают платить.
Людям так не хватало поддержки местного правительства во время атаки, а тут они появляются по одному, даже по двое: советник по финансам и управляющий дорогами, выступившие против народа. Например, советник по финансам бросал коктейли Молотова в учителей. Они собирались линчевать его в больнице, но другой советник, близко знакомый с людьми, заступился за него, благодаря чему последний сбежал. Он пропал на более чем полтора месяца. Теперь он объявился опять, словно бы ничего не произошло, он действительно думал, что мы не сможем припомнить все произошедшее.
Серджио: Местная полиция отсутствовала все это время, более того, они останавливали машины скорой помощи, не давая доступа к раненым. Муниципальные службы совсем не оказали поддержки своему народу.
Q: Как происходил процесс установления Народной ассамблеи и что привело к ее самопровозглашению?
Серджио: Это случилось 23 июня, где-то спустя пять дней после событий 19 июня [день погрома]. Обычные люди попросту приняли участие в городском собрании: они бросили клич, использовали громкоговоритель и собрали всех людей, около 2000 пришли, не знаю, из любопытства или из-за смертей. Даже там многие пытались захватить лидерство, возможно, это были те, кто хотели взять движение под контроль. Они решили больше не признавать власти из-за их отсутствия и заявили: «Давайте назначим городской представительский комитет города, чтобы он искал решения имеющимся проблемам в качестве посредника. Давайте выберем представителей по округам». Затем они провели собрания в районах и назначили своих представителей. Я был назначен на следующий день, потому что в тот день большинство моих соседей отсутствовали. Они устроили заседание в часовне и объявили наши имена во время народной представительской ассамблеи. Они предложили нас, потому что были уверены, что мы чисты в этом отношении. Фактически, если, к примеру, взять мисс Сюзанну, она простая служащая, которая никогда не бывала в государственных учреждениях, ее никто не мог бы в чем-либо обвинить, мы все честные люди.
Лично я, признаться честно, являюсь членом партии, но я заслужил уважение, все знают меня как отважного человека, и это просто способ, каким можно изменить мир и принять участие [в социальном процессе]. [В том районе], где находится мое ранчо, у многих большой опыт, связанный с коррупцией, но на этот раз я пошел и сказал им: «Погодите, если вы хотите проголосовать, вам стоит подумать дважды. И если вы хотите что-то предложить, вы должны подумать дважды, потому что решается судьба этого города. То есть, я имею в виду, что кандидатом должен быть человек, обладающий образцовыми моральными качествами, его должны все знать и он должен заслуживать всеобщего доверия». Мы неожиданно для себя оказались в центре этого движения, и в конце концов все вышло так, как вышло. Обычно люди приходили, и все подымали руки, важные, ожидающие чего-то, но когда все закончили [раздумывать], насчиталось не так много назначенных. Думаю, так вышло из-за возросшего чувства ответственности.
Так как мы уже работали над ситуацией и постоянно сталкивались с президентом, который появлялся то тут, то там, мы требовали, и требовали, постоянно требовали от него соблюдения прозрачности, честности, и поэтому все происходило таким образом.
Я почти не высказываюсь на ассамблеях, редко вмешиваюсь, а иногда коллеги даже не дают мне вставить слово. То же и у доньи Сюзанны. Но я все-таки делал свое дело на протяжении, наверное, вот уже 18 лет. То, что нас назначили, не совпадение. Необходимо было обладать умом и уметь отстоять свои интересы. Работа заключается в постоянном сопротивлении, и те, кто способен выстоять, так или иначе проявят себя. В этом отношении мы всегда теснили других и мы не потерпели поражение с политической точки зрения. На ассамблеях можно заметить, что никто не пытается это оспорить просто потому, что мы честные люди. И мы чувствуем себя очень уверенно.
Сюзанна: Большинство тех, кого назвали, приняли, когда они были назначены, но вскоре после того, как первый комитет был сформирован, он распался. Я состою в текущем комитете, который назначали, чтобы заменить тех, кто ушел. Думаю, меня предложили, потому что на тот момент я хотела участвовать по личным убеждениям. С остальными то же самое: их объединяет общая идеология и совместная борьба за интересы Ночикстлана.
Q: Какие ваши первоочередные цели и краткосрочные методы как членов комитета?
Серджио: Мы не остановимся, пока проблема не будет исчерпана, и здесь можно выделить три направления:
– В первую очередь внимание уделяется раненым и пострадавшим. Какая-то помощь уже оказывается, так как за дело взялись правозащитные организации и было создано общественное объединение.
– С другой стороны, существует правовой вопрос, в отношении которого не было сделано ничего. Ни один преступник не был опознан, никто, ни исполнители, ни распорядители. Я думаю, что эту задачу необходимо выполнить, потому что есть факты и доказательства, и правда должна быть выяснена. Если мы добьемся установления справедливости, мы добьемся прозрачности, но если не будет справедливости, мы не будем знать ничего.
– В-третьих, то, в чем мы продвигаемся и за что боремся сейчас, связано очевидным образом с первым: помощь семьям павших и раненных и выплата компенсаций им в соответствии с международными стандартами, для чего мы отправляем большое количество запросов. Инфраструктура, рабочие ресурсы и развитие, какого мы хотим для Ночикстлана… Это то, чего мы добиваемся.
Мы обсуждаем между собой лучше способы организации, но к сожалению очень мало людей заинтересовано в развитии Ночикстлана либо они попросту боятся репрессий. Нас было много в самом начале и среди нас было много из PRI [«Институционно-революционная партия», технократы, партия правых ультранационалистов], но они были родственниками бывшего президента, и когда люди стали требовать справедливости, они побоялись выступить, и им не хватило гражданского мужества, чтобы противостоять ему. Тем не менее, мы обеспокоены тем, что страх играет такую роль в политике и что в этот самый момент люди могут оставить нас, говорю откровенно. Быть может, самое ужасное, что может сделать правительство, так это разобщить нас, так что люди оставят нас в одиночестве.
Мы пойдем до конца и мы будем требовать, чтобы правительство гарантировало нашу безопасность, потому что мы не знаем, может ли гнев этих людей навредить нам. У нас тоже есть семьи, но мы не боимся, хотя и заботимся о них, потому что мы полны решимости. Мы не однажды могли убедиться, что в мире изменения происходят усилиями очень немногих, и не благодаря партиям, но благодаря людям и их решимости что-то менять. Так что нас немного, но мы ко всему готовы.
И хотя мы пойдем до конца, потому что мы народ Ночикстлана, мы обеспокоены происходящим и, более того, нас беспокоит будущее наших детей и мы не хотели бы, чтобы им прошлось пройти через что-то подобное в будущем. Это не пустая проблема, это принципиальный вопрос. Какой бы ни была наша роль, я верю, что именно наши убеждения позволяют нам всегда бороться за развитие, за свободу, достоинство и лучшую жизнь, хотя одновременно с тем я верю, что мы боремся и за остальных, кому не хватает смелости, чтобы говорить и высказываться. Мы тот народ, чья культура формировалась в постоянной борьбе и усилии воли, и потому неудивительно, что мы боремся за то, что принадлежит нам. Обычно здесь, в комитете, мы все имеем какую-то профессию и из-за этого бываем загружены работой. У меня есть работа, и я должен выполнять ее каждый день, но перед нами стоит это обязательство служения благу, и мы отдаем этому свое время просто потому, что мы хотим устранить партии в Ночикстлане.
Сюзанна: Народ Ночикстлана требует предоставления справедливой денежной компенсации, и на данный момент мы не согласны ни на что иное. Правительство обязано полностью выплатить все свои долги [оставшиеся после предыдущего местного правительства и политической атаки], выплатить компенсации родственникам погибших и в полной мере расплатиться с ранеными. Мы человеческие существа, но они пришли сюда, чтобы убивать нас, словно мы кузнечики или жуки. Сколь ничтожна сумма денег, которая способна покрыть минимальные нужды для помощи раненым? Для них это ничто, но здесь ведется политическая игра правительства, являющаяся причиной всех наших бед. Мы поддерживаем любые законные действия, хотя по сути это не наша обязанность, так как для этого была создана «Ассоциация гражданской юстиции для потерпевших».
Мы продолжаем работать над созданием инфраструктуры и таким образом пытаемся помочь своему народу, гражданам. Вся необходимая бумажная работа для того, чтобы заставить власти исчезнуть, уже в процессе, но это занимает много времени. Наша цель – создать что-то постоянное, какую-то инфраструктуру, которая даст возможность как для социальных и культурных, так и для экономических изменений в поселении.
Нельзя, чтобы кровь была пролита зря. Думаю, необходимо почтить павших с тем, чтобы эта резня была не понапрасну и чтобы она сохранилась в памяти людей и тех поколений, что придут следом за нами. Мы должны воздать должное и поблагодарить тех, кто пожертвовал собой, и мы продолжим брать на себя ответственность за последствия произошедшего.
Мы постучимся в каждую дверь, чтобы Ночикстлан встал на совершенно иной путь развития, чтобы произошло его перерождение, как мы того страстно желаем. Это то единственное, что в целом движет нами в нашей деятельности в комитете. С нашими идеями не покончено, и каждый из нас боролся в прошлом независимо и разными способами, чтобы увидеть однажды другой, преображенный Ночикстлан. И мы делаем это исходя из наших убеждений и совести, а не потому что руководствуемся властными или экономическими интересами.
То, что к счастью есть у нас сейчас, является результатом больших усилий, и мы мысленно представляем себе будущее для наших детей, для молодежи, совершенно иное социальное и культурное развитие. Это фантазерство, но это здоровые фантазии. Я верю, что никто из наших товарищей не притворяется лишь затем, чтобы прийти к власти любым путем. Нами движет чувство совести и личные убеждения. Мы связаны единой идеей о новом Ночикстлане для будущих поколений и о том, чтобы недавние события не остались безнаказанными, потому что если у нас случится приступ беспамятства сегодня, завтра это произойдет опять и в гораздо худшем виде. Единственное, что может разобщить нас, это недостаток поддержки от народа, и сейчас мы плывем против течения, потому что у нас сейчас гораздо больше врагов, чем друзей или тех, кто поддерживает наши идеалы. Но – эй! – мы кучка безумцев!
Q: Что известно о тех людях, которые сеют раздор внутри и за пределами ассамблей, и что вы планируете делать в качестве членов комитета, чтобы противостоять этим уловкам?
Серджио: Это группа людей, поддерживающих избранного сбежавшего мэра, того, что под прикрытием проник в партию (PCD) и кого с трудом протолкнули, зная, что если он не выиграет выборы, они потеряют город [партия PCD как раз приняла в члены бизнесмена, принадлежащего к властям]. Мне кажется, они уже забыли… Эта партия исчезла бы, если бы они не сделали ставку на этого человека, который хорошо поработал, скрыв все то, чем они занимались, так что они могли продолжать этим заниматься. Таким образом, эта подрывная группа все еще действует в своих интересах, и поэтому все в таком беспорядке и ситуация такая сложная здесь, в Ночикстлане.
По поводу нечестных вмешательств в собрания… В конце, когда ассамблея закончилась, я думаю, они действовали вне всяких правил. Эти люди, стремящиеся подавить окружающих своим мнением и монополизировать микрофон только под собственные гневные речи, не имели достаточного гражданского мужества действовать тогда, когда это было их долгом. Я думаю, они настоящие подрывные агенты, потому что они хотят навязать всем свое мнение и их оскорбляют некоторые соглашения, утвержденные людьми и гласящие: «Нам не нужны ни копы, ни управляющие на фестивалях или любых других празднествах». Так как они подрывные агенты, они хотят, чтобы их авторитету подчинялись, и они пошли на это, на нарушение соглашений. Однако, они в меньшинстве, и это было очевидно во время ассамблеи. Я не думаю, что нам стоит беспокоиться об этом, потому что когда мы, народ, собираемся вместе [чтобы принять решение], это играет решающую роль. К тому же, люди сознают важность социальной борьбы. Нас больше.
Сюзанна: Роль этих людей нам хорошо известна. Это те, кто идеологически поддерживают PRI, и те, кто так или иначе демонстрируют разочарование в объединении народа. Их дети претендовали на то, чтобы стать директорами и руководителями, и так и не поняли, что народ этого не допустит, так что это люди, которых возмущает тот факт, что их родственники не смогли прийти к власти.
Эти люди также, по общему мнению, являются представителями экономической власти. Они занимаются торговлей, самой крупной экономической отраслью поселения, и теперь их главное чувство – страх. Во-первых, это те, кто не участвует в каких-либо народных событиях, таких как демонстрации, и также они не пострадали от агрессии, которой подвергся Ночикстлан. Они не прочь высказаться и поучаствовать из глубины своих нор, надежно там укрытые. Они даже толком не знают, что происходит в деревне, они привыкли смотреть телевизор и руководствоваться СМИ, которые, как каждый знает, вылизаны. Больше всего они боятся потерять свое экономическое наследование.
Они хорошо известны в поселке из-за их родственных связей с людьми, считающимися гораздо более образованными, из-за чего их участие [в ассамблеях] ужасно скучное. Они не понимают народ, потому что они используют очень длинные слова, они хотят произвести впечатление, но это не то, что нам необходимо. Я думаю, люди должны говорить только тогда, когда их слова основываются на их убеждениях и действиях, в противном случае их никто не будет слушать и не станут воспринимать всерьез.
Q: Какие стратегии используют прежние власти, чтобы восстановить муниципалитет?
Сюзанна: Думаю, их стратегия заключается главным образом в том, чтобы привлечь внимание к тому факту, что они контролируют все программы поддержки [социальные службы] и что они основываются на этом. Народ должен платить за службы и за все прочее. Они считают, что это их обязанность – продолжать контролировать городскую экономику, собирать налоги в рыночные дни по воскресеньям и т.д. Вот что их интересует.
Следует упомянуть, что священник тоже участвует во всем этом в том смысле, что он поддерживает совет. Он утверждает, что в те дни поддерживал учителей и народ, потому что он открыл двери церкви, чтобы впустить раненых, когда город был закрыт и никто не открывал двери. Я убеждена, что священник должен иметь чувство сострадания, это то, чего от него все ожидают, он должен служить людям, всем и каждому, в соответствии с уставами церкви. Но он психологически манипулирует своими прихожанами, поддерживая [сбежавшее руководство], говоря, что его позиция теперь заключается в том, чтобы поддерживать беззащитных, которыми, с его точки зрения, являются теперь власти. Так или иначе, он сделал много для конфронтации, разделившей граждан, потому что его позиция не была нейтральной, не склоняющейся к какой-либо стороне. Он манипулирует психологически и подсознательно людьми очень к нему привязанными и привыкшими посещать мессы и все такое.
Серджио: Он активно подстрекает к насилию, манипулируя бедняками, и вступает в область политики, не принадлежащую ему. В одной мессе он говорит о политике, в проповеди он рассказывает: «Граждане, в “la calenda” мы хотим, чтобы появились власти и полиция, потому что в противном случае другие люди воспользуются движением». Мне очень неловко слышать, когда кто-то из отцов церкви заявляет: «Я обладаю высшей властью!» Когда это случается с главой церкви, мне кажется, что он потерял рассудок. Так что мы обвиняем его открыто в том, что угрожает Ночикстлану, в конфронтации, потому что он не думает о последствиях своих действий и слов.
Сейчас, учитывая бывшее правительство, политическая ситуация очень запуталась, потому что все они, даже священник, хотят объявиться внезапно в роли героев, хотя в действительности, когда в них нуждались больше всего, их здесь не было. Сейчас они хотят занять место руководителей, хотя они никогда ими не являлись, потому что, я верю, руководитель определяется личными качествами, чем-то неформальным. Они потерпели поражение в качестве руководителей, и эти несколько дней наглядно показали, что с ними или без них Ночикстлан продолжает жить и идти вперед.
Q: Каково жить в Ночикстлане в отсутствие полиции и каковы альтернативы их возвращению в город?
Сюзанна: Повторюсь, ситуация кажется какой-то нереальной: за полтора месяца без полиции ничего не случилось, никакого грабежа, ничего, и именно теперь, когда полиция вернулась с патрулями и всем остальным, мне рассказали вчера, что на ранчо украли 80 голов овец, загрузив их в два грузовика. Подобные действия, такие, как эта поездка с грузовиками и похищение такого количества скота, стоит полагать, совершаются, чтобы напустить страх, состояние психоза среди людей. Поэтому я спрашиваю, не кажется ли вам действительно странным, что когда мы были эмоционально, психически слабы, когда мы чувствовали страх и незащищенность, ничего не произошло, а теперь, когда копы начали патрулировать опять, у людей возникли подобные проблемы. Людям решать, поддерживать ли им подобные [политические] акции, но если вы как следует не проанализирует ситуацию тогда и сейчас, вам может показаться, что с копами лучше, потому что тогда все боятся.
В любом случае, если вы наткнетесь на патруль, вы увидите, что полиция продолжает существовать, но с каким-то опасением и страхом реакции со стороны граждан, так что ни у кого нет никакой уверенности в том, в какой роли сейчас выступает полиция.
Серджио: На их лицах отражается это чувство незащищенности. Они перекрасили некоторые [патрульные] машины в белый цвет и стали выглядеть, как гражданские. Плохая идея, никакой ясности, обычная попытка прикрыть то, что уже никак нельзя спрятать. На одном из наших собраний один человек поднялся и сказал: «Я могу быть городским полицейским». Очень интересно, что у нас могла бы быть своя охрана в коммуне, потому что если горожане присматривают друг за другом, будет обеспечена лучшая безопасность, чем в случае, когда людей привозят извне, обученных для этого, коррумпированных, купленных, грязных, и это то, что приносит нам больше вреда. Я считаю, что мы должны вернуться к гражданской полиции.
P: В долгосрочной перспективе, к утопии какого рода вы стремитесь?
Серджио: У меня есть личная мечта: я бы желал возвращения Ночикстлана к старым традициям и обычаям, потому что мне кажется, что они работали. В деревнях, если кто-то оступается, он исправляется и изменяется, исцеляется, может, проводит три года в печали, но после наступают годы радости. Но здесь мы проводит много лет в печали и совсем мало радуемся.
Политика, которую проводят эти люди, приисты [поддерживающие PRI], всегда плохо работала: никакой информации, никакой бухгалтерии, нельзя заговорить о власти местного главы, невозможно заговорить о чистой политике. Это была политика, целью которой была лишь нажива для их собственных семей и их друзей. Они никогда не прислушивались к мнению общества по поводу цены на ресурсы, они никогда не информировали народ, когда планировали провести какие-то работы, они не давали людям то, в чем все действительно нуждались. Только они сами, их семьи… Вот почему мы не можем принять подобное. Теперь мы нуждаемся в участии людей, диалоге, ассамблеях, референдуме, учете мнения каждого, до самого последнего жителя, чтобы изменить этот город.
Я бы хотел, чтобы те, кто подчиняется своду «Обычаев и ритуалов», обрели народное самоуправление, и чтобы к управлению Ночикстланом были допущены самые честные, самые уважаемые, самые доверенные люди, потому что, к сожалению, с тех пор как здесь появились деньги и партии, сущность человека была разрушена. Они плохо повлияли на развитие сообщества, и поэтому я хочу, чтобы в управление выбирались люди из-за их честности, а не благодаря маркетингу или телевидению или по обычаю, как в нашем случае.
Сюзанна: Я соглашусь с желаниями моего товарища в том, что я бы также хотела восстановления свода «Обычаев и ритуалов» и чтобы граждане выбирались по их заслугам. Это было бы лучшим решением, потому что это помогло бы исправить развращенность в обеих партиях, мешающую социальному, культурному, экономическому и любому другому развитию Ночикстлана.
По сути, мы живет в режиме слишком нас ограничивающем, и это очень плачевная ситуация, когда режим ограничивает развитие личных интересов. И если правительство не вмешивается, то вмешивается «Коммунальная собственность», группа людей, владеющих большим количеством земель и обогащающихся за счет того, что они продают земли и не делятся своими ресурсами или акциями с народом. Как сообщают, Ночикстлан является на 100% общиной, но мы как граждане не имеем доступа к информации и собраниям в той же степени, как и они.
Большинство жителей Ночикстлана не рассматриваются как те, кто может пользоваться общинными правами. Но большинство жителей происходят из семей, из народа, живущих в деревнях, и ими можно очень легко управлять психологически, потому что они ничего не понимают. Считается, что Ночикстлан сейчас занят герильей, я же верю, что герильей являются политические партии. Они являются настоящей герильей, отравляющей большинство. Мы те немногие, чьи идеи не подверглись порче. Да будет так.
