Занятие 5. Анархизм и национализм

Колониальное наследие и пробуждение новой национальной идентичности в 2020 году делают вновь актуальным среди беларусов вопрос национализма. На встрече «Анархизм и национализм» мы обсуждали:

Почему анархисты против границ и национальных государств
Как растолковать понятия расы, нации и этноса с точки зрения науки
Бывает ли «плохой» и «хороший» национализм
Что включает в себя культурная идентичность и как она формируется
Как анархисты в разное время относились к национальному самоопределению
Что это всё значит в контексте настоящего и будущего Беларуси

Оглавление:

Анархизм как национальная идея
Миграция
Границы как накопители рабочей силы
Понятие гражданства
Политический смысл мигрантофобии
Расоведение и расология
Этнологические концепции
Примордиальная концепция этноса
Инструменталистская концепция этноса
Конструктивистская концепция этноса
Классический анархизм и национализм
Постанархизм и этничность
Постанархизм и национально-освободительные движения
Список литературы

1. Анархизм как национальная идея

С начала 90-х гг. так сложилось, что беларусскую оппозицию принято чуть ли не отождествлять с национализмом. Вместе с тем укоренилось мнение, что национализм — это беларусская национальная идея. На самом деле это не так. Более того, можно даже сказать, что национальная идея беларусов — это анархизм. Конечно, такое утверждение отчасти шуточное, потому что анархисты не приемлют понятие национальной идеи как таковой, о чём будет сказано далее. Однако проникновение идей анархизма и социализма в умы беларуской интеллигенции начала 20 века остаётся фактом.

Некоторые известные деятели беларуской культуры были анархистами. Например, в молодости беларусский поэт Максим Богданович был анархистом. Его подозревали в участии во взрыве в той гимназии, где он учился. Его старший брат Вадим прямо заявлял, что он анархист коммунистического толка. Казимир Малевич также заявлял, что он по убеждениям скорее анархист, писал прокламации в газету «Анархия», в том числе написал известную «Декларацию прав художника». Янка Купала в 1920 году перевёл на беларуский язык текст песни «Интернационал», написанной анархистом Эженом Потье. А первым поэтическим переводом на современный беларуский язык стал текст песни «Чырвоны штандар» 1905 года. И это лишь малая часть примеров, почти все произведения беларуских классиков той эпохи пропитаны социалистическими идеями.

Стоит вспомнить и о симпатиях к эсерам-максималистам, близким по своим убеджениям к анархистам, со стороны восставших Слуцкого збройного чына, Беларуской народной республики, крестьянских партизан Зялёнага дуба. Да и сами анархисты на территории Беларуси в тот период были заметно активны.

Об анархизме писал и первый современный беларуский философ Игнатий Кочевский, он же Ігнат Абдзіраловіч в своём эссе «Адвечным шляхам» 1921 г. Там он рассуждает о том, какое будущее выбирать беларусам, которые оказались в сложной внешнеполитической ситуации времён Первой мировой войны, Советско-польской войны, Гражданской войны… Ни западный либерализм с его эгоистическими целями, ни восточная деспотия в виде большевистской диктатуры беларусам не подходят. Согласно народным устремлениям, анализу культуры и мировоззрения беларусов он приходит к выводу, что идеей беларусов всегда был и должен быть анархизм. И важно отметить, что в данном случае он попытался найти именно народную идею, соответствующую духу большинства населения, а не какую-то изобретённую в кабинетах элитами идею нации.

Ещё одна тема в свете которой часто упоминается национализм — это тема миграции.

2. Миграция

Попробуйте по утверждениям узнать, из какой страны и куда приехал мигрант: «Более 70% этих людей сталкивались с дискриминацией и насилием, доходит и до летальных случаев, счёт нападений идёт на сотни, местные считают их представителями чуждой культуры, нежелающими и неспособными ассимилироваться». Возможно, вы подумали о сирийцах в Германии или украинцах в Польше. Но нет, речь о поляках в Великобритании, причём исследование, выдержки из которого процитированы выше, было проведено ещё в 2015 году. То, насколько одинаковы проблемы всех мигрантов, независимо от культурной среды из которой они происходят, говорит о том, что мигрантофобия никак не связана с представителями какой-то одной культуры или религии. Причины — бытовая ксенофобия, о которой речь пойдёт чуть позже, и антимигрантская риторика капиталистов устами правопопулистов.

Часто против мигрантов выдвигают аргумент о том, что они крадут рабочие места у местных. Но при этом никогда не упоминается о внутренней миграции (переезд из города в город в рамках одной страны), которая гораздо выше, чем внешняя в высокоурбанизированных странах. Почему рабочие из Гродно должны считать, что приезжий из Беластока крадёт их рабочее место, приезжие из Витебска и Хабаровска не крадут его рабочее место, а приезжий менеджер из Парижа — это ценный кадр? Дело очевидно не в расстояниях. Здесь также вся риторика держится на столпах ксенофобии и идее о «естественности» государственных границ.

Можно много отдельно говорить о причинах миграции и проблемах мигрантов, о том что вынуждает их уехать, почему им сложно интергрироваться в новое общество и по какой причине они так легко становятся участниками религиозных, криминальных или других маргинальных групп. Но в этом тексте сосредоточимся на самом праве человека на перемещение о на том, почему оно вдруг оказалось под запретом.

3. Границы как накопители рабочей силы

В древних и феодальных обществах не было границ в виде стен и заборов. Единственным видом границ было ограждение, которое отделяло собственность земельных участков различных землевладельцев. Зачастую собственностью были и люди, которые проживали на этих землях. Стены в те времена имели лишь города-государства и замки. Для того, чтобы попасть внутрь крепостных стен, необходимо было иметь «паспорт» — специальный пропуск. Эти паспорта обычно выдавались каким-то купцам или дипломатам, чтобы на территорию города не попал захватчик-диверсант.

Эти же самые паспорта или верительные грамоты были разрешением для путешествий. Естественно, в то время обладать ими могли лишь приближённые знати, которая их и выдавала. А бедняки могли путешествовать лишь вместе со своим хозяином. В противном случае человека без документов могли принять за беглого крепостного или бродягу и просто схватить и приватизировать. Обладание статусными вещами и специфической одеждой также должно было подчеркнуть принадлежность к определённому сословию и указать на то, может ли человек свободно перемещаться. Само собой, это касалось и перемещения между регионами одного государства, даже между соседними сёлами. Крепостной не мог перемещаться, не имея разрешения от помещика.

Многие правители также вводили и практику запрета выезда из страны без разрешения, поскольку не только крепостные, но и некоторые феодалы могли пожелать сменить хозяина, а это в те времена было бы равнозначно утрате ресурса для правителя.

Единственный период, когда бедным можно было путешествовать — это период перехода от позднего феодализма к фабричному капитализму. Это было связано как с относительными свободами, вызванными буржуазными революциями или реформами просвещённого абсолютизма вроде отмены или смягчения крепостного права, так и с потребностями новоявленных фабрикантов привлекать рабочую силу в города из сёл и даже других регионов страны. Но даже в этот момент такие нищие путешественники оставались бесправными, подверженными риску быть арестованными за бродяжничество, перемещение без документов. Такие арестованные в силу невозможности выплатить штрафы часто попадали в долговое рабство либо к государству, либо к помещикам, которые выкупали «преступников-должников» у государства.

Рубеж 19 и 20 веков был чуть ли не единственным периодом в истории, когда массовая миграция бедняков была легко осуществима. Хотя уже в те годы билет на корабль стоил немалые деньги, люди могли хотя бы свободно перемещаться. Именно в это время происходит массовый приток колонистов в США.

После Первой мировой войны помимо опасений о внедрённых шпионах со стороны вражеских государств, правительства стали также бояться уже и притока лишней рабочей силы из других стран, т.к. вернувшихся с фронтов солдат и без того было достаточно для создания критической массы безработных. В это время стал формироваться паспортный контроль. Рассмотрение людей как трудового ресурса привело и к появлению платы за въезд в страны, привлекательные для рабочих, и за выезд из стран, откуда рабочие стремились убежать. Наследием этой системы стал визовый контроль, который предполагает не только оплату перемещения, но и какой-то контроль, отсев.

Строительство пограничных укреплений и стен приобрело масштабы только в современное время. Даже в межвоенное время этот процесс носил крайне ограниченный характер. Но сейчас, если посмотреть на карту строящихся и уже готовых стен на границах, мы увидим, что это в основном периметр регионов, откуда происходят волны миграции людей. После падения Берлинской стены люди ожидали глобального открытия границ, перехода к открытому миру. Если в 1990 году всего 15 государств имели границы в виде стен, то в 2015 году их было уже 70.

Для современного капитализма границы — по-прежнему инструмент регулирования рабочей силы. Транснациональным корпорациям выгодно наличие барьеров, сдерживающих перемещение людей, ведь они могут производить товары в странах, где игнорируют рабочее законодательство, охрану труда, экологические нормы и в целом низкая оплата труда, что приводит к низкой себестоимости товаров, ведь рабочим не приходится платить больше, не приходится иметь дело с профсоюзами и общественным давлением. В то же время продать готовую продукцию можно в странах, где уровень жизни выше и высокая стоимость не помешает товару быть доступным определённой категории граждан. Границы поддерживают такой порядок вещей. Корпорации получают репутацию создателя рабочих мест, хотя всего лишь пользуются выгодным бесправием и нищетой рабочих в странах третьего мира. В то же время страдает и рабочий класс в тех странах, где находятся офисы и магазины корпораций, поскольку индустрия уехала в другие страны, спровоцировав безработицу.

4. Понятие гражданства

С развитием картографии появляется представление об условных границах между государствами. В период становления национальных государств это понятие укрепляется. Но даже в ту пору они почти никогда не представляли собой сплошные заборы. Когда государства начинают очерчивать свои границы, они также начинают и учитывать людей, ведь в то время как ресурс воспринимается уже не только земля сама по себе, но и рабочие руки. Этой потребности государства получать информацию о подданных в удобочитаемом виде восполняют переписи населения.

Правителям важно понимать, где трудовой ресурс расположен и что он собой представляет. Это было удобно и с точки зрения сбора налогов, и с точки зрения потенциального призыва в армию, и с точки зрения распределения производственных мощностей. Мало кто задумывается о том, что такой сбор данных, каталогизация населения — это уже накопление потенциальной власти над населением. Ведь данными обладают лишь избранные статисты и элита.

Самих подданных в эпоху массовых армий и по мере роста потребности людей участвовать в принятии политических решений переводят в ранг граждан. Это понятие должно было стать революционным по первоначальной задумке во времена Великой французской революции, призванным перевести бывших подчиненных в ранг политических акторов. На самом деле, в ходе эволюции революционных событий и по итогу захвата власти буржуазией это вылилось лишь в представление о том, что раньше человек принадлежал династии правителей, а теперь он принадлежит правительству республики или, чтобы это звучало благозвучнее, самой республике, стране.

Причём тогда система гражданства унаследовала «интернациональный» характер зачисления в ранг граждан, как и ранее в число подданных. Государству не так было важно на тот момент, к какой расе или этнической группе принадлежал подчинённый человек, хотя инстинктивно различные правители проводили политику культурной унификации, в первую очередь для того, чтобы каждый пехотинец понимал приказ офицера, а каждый мелкий чиновник понимал императорский указ, но и для упрощения контроля над страной вообще.

Наличие гражданства давало не только права, но и обязанности. Работать, платить налоги, служить в армии. Как права, так и обязанности человек получал по самому факту рождения, без какого-то акта согласия.

5. Политический смысл мигрантофобии

Рабочая миграция — неизбежный результат неравномерного развития мира. Государство пользуется и бесправием мигрантов. Мигрант, не имеющий возможности на равных искать работу, защищать свои рабочие права, в принципе находящийся в нужде, — это очень удобный инструмент в руках тех, кто ищет непритязательных рабочих. При этом, в отличие от рабочих, родившихся в стране, нелегального мигранта можно использовать в момент роста экономики, но выдворить из страны, как только появится избыток рабочей силы. В США долгое время управление границами входило в юрисдикцию Министерства труда, а не Министерства обороны, потому что это более важная функция границ.

Наличие наиболее уязвимой прослойки в виде мигрантов позволяет лучше фрагментировать рабочий класс, чтобы одни старались стать «полноценными» рабочими, а другие гордились своим статусом, видя, что бывает и хуже. В целом очень важно поддерживать разницу в уровне дохода рабочих, выделяя низший менеджмент, узкопрофильных специалистов и обладателей каких-то востребованных профессий, для того чтобы конкуренция и зависть рабочих были направлены друг на друга, а не на обладателей основных барышей от труда всех перечисленных. Также их легко стравливать между собой, когда наступает момент безработицы.

Анархисты считают, что каждый человек волен выбирать, где он хочет жить, к каким ресурсам иметь доступ, как самореализоваться. Поэтому любые основания для миграции можно считать приемлемыми, как экономическую миграцию, так и беженство или просто желание попутешествовать. У всех людей должно быть право на свободное взаимодействие людей, свободу ассоциаций и сотрудничества. Границы этому препятствуют. Должно быть устранено гражданство в виде учёта граждан государством, произвольного лишения неграждан прав и навязывания гражданам обязательств, которые они на себя не брали.

6. Расология и расоведение

Понятие «нация» — ровестник национальных государств и результат их формирования. Для сплочения людей вокруг государства и мысленного слияния с ним в период массовых армий правители стали прибегать к патриотическим чувствам, мифологизации истории, чтобы создать образ государства как синонима страны, Родины. Обосновать это слияние Родины и государства, а также необходимость границ, гражданства и национальных государств для людей, оправдать войны призвана идеология национализма. Основными опорами для идеологии национализма являются представления о расах и этносах.

Расами принято называть группы людей, выделяющиеся по внешнему виду. Представления о расах имеют очень давние корни и, как правило, они касались либо отделения от известных народов тех, кто отличается коренным образом или совсем фантастических существ. Попытки осмыслить, что такое раса с логических позиций, как-то научно обосновать существование рас происходили одновременно с развитием биологической видовой теории. В конце 18 — середине 19 века биология пришла к выводу, что разнообразие живых организмов можно структурировать, для того чтобы их было проще изучать. В частности, с появлением теории эволюции Дарвина это было необходимо для того, чтобы понимать происхождение одного вида от другого и в принципе для выстраивания понятной схемы взаимодействий между различными живыми организмами.

Для существ, которые имеют схожесть не только внутреннего строения, но и внешнюю, был придуман термин «подвид» или, как теперь это принято его называть, фенотип, т.е какой-то внешний облик, который сформировался у представителей вида из-за особенностей их ареала обитания. При этом они могли скрещиваться с представителями другого подвида, что объединяло их в понятие вида. Под видом понимают совокупность популяций особей, способных к результативному скрещиванию, имеющих общие морфологические признаки и тип взаимоотношений с живой и неживой средой. Таким образом, биологический вид — это не только про внешность, но и про тип поведения живого организма.

Вслед за появлением дарвиновской теории появились и попытки распространить её логику на людей. Это явление получило название социал-дарвинизма. Социал-дарвинисты утверждали, что расы — это аналоги видов среди людей, что разные расы имеют не только строгий внешний тип, но и свою модель поведения, предел умственных и физических способностей. Причём идея о непрерывном развитии каждого вида игнорировалась сторонниками этой идеологии, а вот значимость идеи о естественном отборе преувеличивалась, и она обретала совсем уже вольное трактование как борьба народов за право на существование с себеподобными.

Следует отметить контекст возникновения этих идей. Это эпоха борьбы с рабством и антиколониальных восстаний, эпоха растущей популярности идеи о социальных правах и авторитета науки. В таком контексте пользоваться лишь насилием, игнорируя общественный запрос на обоснование тех или иных действий, государство уже не могло. В этой атмосфере рождается расология — идея о решающем влиянии расовых различий на историю, культуру, общественный строй людей, а также существовании превосходства одних рас над другими.

Важно сделать ремарку и о том, что сам Дарвин не распространял свою теорию на людей, понимая сложность их социального устройства как биологического фактора. Кроме того, он в своих работах, упоминая естественный отбор, говорил о межвидовой борьбе, не отрицая сотрудничество внутри видов. Особенно это касается социальных видов, где защита интересов популяции куда важнее, чем конкуренция между особями. О взаимопомощи как факторе эволюции писал в одноимённой работе и теоретик анархизма Пётр Кропоткин, его выводы продолжают подтверждать современные исследователи.

Ещё в конце 19 века при детальном изучении народов выяснилось, что все представители человеческого вида могут свободно скрещиваться, давая жизнеспособное потомство, а существенных морфологических различий найдено не было, т.е. все люди однозначно являются представителями одного вида. Кроме того, развитие антропологии и изучение культурного многообразия народов мира показало отсутствие взаимосвязи между внешними признаками и культурно-поведенческими моделями людей. Научное сообщество в большинстве своём пришло к однозначному выводу о том, что строение человеческого тела и культуру стоит исследовать по отдельности, а распространение морфологических различий на социальную плоскость — это спекуляция. Расология осталась пристанищем для мистических и псевдонаучных гипотез, на основе которых позже возникнет нацизм и расизм.

Взамен в науке появилось расоведение — раздел антропологии, изучающий изменчивость человека как биологического вида в пространстве. Исследователи этой области продолжали подтверждать выводы о единстве человеческого вида, проиллюстрировали условность разделения на расы и размытость границ между разными расами. Биологическое разнообразие человечества оказалось куда большим, чем деление на каких-то три, пять или десять переходных рас, представляя собой скорее градиент множества форм. Условное деление сохранили лишь для удобства систематизации отдельных фенотипов и прослеживания эволюции тех или иных популяций и метапопуляций.

От термина раса постепенно стали отказываться в пользу понятия фенотипа. Фенотип — совокупность внешних и внутренних признаков организма, приобретённых в результате индивидуального развития, на основе генотипа, при участии ряда факторов окружающей среды, а также случайных мутаций.

Раз нет жёсткой связи между поведением человека и его внешним видом, то и на его политических правах никак не должны отражаться его цвет волос, размер ноги, ширина переносицы или талии. Но как быть с культурными различиями? Как поступить с разделением на народности и этносы?

7. Этнологические концепции

Изучать друг друга и соседние народы люди стали достаточно давно, это не придумка государства и националистов. Занимались этим ещё летописцы Древнего Египта и Древней Греции, описывая соседние народы. Чаще всего, конечно, это происходило в интересах государства. Так поступал и первый известный нам историк Геродот, который и ввёл термин «история», дословно переводившийся как «разведка». Он исследовал и описывал нравы и быт соседних племён, чтобы государство в виде его полиса могло легче понять уязвимости, слабости, расколы элит, союзников у тех народов и использовать это в случае возможных войн. Эту политику продолжили и империи древности, вроде Римской империи, которая активно использовала тактику «разделяй и властвуй», а потому в наступательных походах пыталась заранее узнать историю взаимоотношений своих врагов, кого из них лучше взять в союзники, а кого стравить между собой.

Продолжая выполнять функцию военно-политической разведки, изучение быта и нравов народов было не только частью истории, но и частью различных религий в том, что касается объяснения происхождения народов. Мифологические версии происхождения народов мира и объяснение разницы между ними с мифических позиций доминировали многие тысячелетия. Это касалось и первых описаний заморских народов в эпоху колониализма. Лишь в 18 веке такие попытки стали носить всё более структурированный и научный характер. В это время изучением разных культур занялись уже не только богословы и военная администрация, но и первые профессиональные исследователи. Помимо сугубо исследовательского интереса, они имели целью оправдать существование рабства и колониализма. Но научная составляющая перевесила и к концу 19 века возникает наука этнография, которая пыталась систематизировать весь накопленный в путешествиях материал.

В это время появляется идея Адольфа Бастиани о разделении народов на этносы, национальности и нации. Эти категории понимались как ступени развития каждого народа, где наивысшей ступенью считалась нация — обладающее единой национальной идентичностью население национального государства, закономерный результат политического развития национальности и движения националистов. Национальность осознавалась как промежуточный этап, во время которого из этноса формируется политическое движение, которое ещё не имеет собственного национального государства, но обретает необходимые для этого нациостроительные мифы, вроде романтизации истории, унификации языка и фольклора и т.д. И если с нацией и национальностью всё было более менее понятно, в том смысле, что это были политически сконструированные образования, то загадкой оставалось понятие этноса, вокруг которого развернулись основные споры. К тому времени стало понятно, что в отличие от расы, суть этноса сводится скорее к культурным особенностям, нежели к внешним факторам. Весь массив обсуждений природы этноса можно свести к трём основополагающим концепциям: примордиальной, инструменталистской, конструктивистской.

8. Примордиальная концепция этноса

Согласно примордиальной концепции, этнос — это обязательное, изначальное и всеобщее объединение людей. То есть все люди принадлежат к каким-то этносам, принадлежность к этносу присваивается по факту рождения и нельзя не иметь такой принадлежности. Кто-то считал, что на протяжении жизни человек может переходить из одного этноса в другой, некоторые утверждали, что это ещё и неизменная характеристика, чуть ли не магическая сущность, сравнимая с душой. Большинство основоположников этой концепции также сходились во мнении, что этнические образования целостны, устойчивы, односистемны. Но чтобы отделить один этнос от другого и понять, какие этносы бывают, к какому этносу принадлежит тот или иной человек, нужны были критерии отбора.

Среди таких критериев некоторые называли общность языка, другие упирали на компактную территорию проживания и кровное родство. Такие узкие критерии не всегда подходили, было множество исключений, особенно когда речь заходила о народах, которые жили на стыках культур, кочевых народах, переживших завоевания, эмигрантах и т.п. Позже стали появляться попытки создать комплексный подход, который содержал бы в себе множество взаимодополняемых критериев. Помимо территории и языка называлась уже совокупность материальной и духовной культуры, традиции, общность быта и т.п.

Однако и такой расширенный список не давал исчерпывающего ответа, ведь всё ещё не было чётких исключающих критериев, которые бы позволяли провести ясную грань между этносами. Полевые исследования этнографов по изучению быта разных народов всё ещё давали массу примеров причудливых сочетаний, когда разговаривающие на одном языке люди имели разные традиции или считающие себя одним народом по факту разговаривали на разных диалектах и языках. В эпоху позитивистского подхода к научному знанию такие расплывчатые формулировки, наличие слишком большого пласта исключений и отсутствие чётких критериев не позволяли выстраивать научную теорию.

Выходом из этой ситуации некоторые исследователи посчитали добавление в число критериев общности самоопределения людей в рамках одного этноса. Но такой критерий было легко подвергнуть критике, ведь он опирался на мироощущение людей и шёл в разрез с представлениями примордиалистов о неизменности и изначальности этничности. Среди тех, кто развивал примордиальную концепцию этноса, можно назвать Юлиана Бромлея и Льва Гумилёва. Они пытались объяснить противоречия с помощью теории «души культуры» — некой абстрактной субстанции, которая питает сообщество, при этом находясь как бы вне конкретных индивидов, а также теории «культурных кругов», согласно которой у каждой культуры есть свой очаг зарождения, от которого она питает свои корни, но на периферии культуры могут смешиваться, образуя переходные формы.

9. Инструменталистская концепция этноса

В этнологии концепцию инструментализма развивали, например, Даниел Белл, Бронислав Малиновский и Альфред Радклифф-Браун. Они предлагали на время отложить вопрос о том, каким образом этносы возникли, и сосредоточиться на изучении функций этноса в обществе, его роли в культуре. Такой взгляд мог бы в перспективе дать ответы и на вопрос о необходимости этноса для человечества, о том, как и зачем это явление появилось, но большинство сторонников этого подхода такими вопросами принципиально не задавались. Они были приверженцами более широкого понимания инструментализма в философии науки, возникшего ближе к середине 20 века, где критиковали реалистические концепции науки за сложности с трактовкой понятия истины, предлагая рассматривать научные понятия и теории лишь как инструменты, необходимые для ориентации человека в его взаимодействии с природой и обществом.

С небольшой натяжкой к приверженцам этой концепции можно отнести также теоретиков классических марксизма и анархизма, которые больше сосредотачивались на том, какой вред несёт национализм делу объединения общества для построения мира будущего, относя на второй план вопросы происхождения культурных различий.

Этнологи-инструменталисты говорили о том, что с одной стороны этнос необходим обществу для его сплочения перед внешними угрозами, для осознания общности и служения на благо коллектива, с другой стороны, он необходим для человеческой психики, самому индивиду, который ищет чувство причастности, защищённости, избавиться от чувства одиночества. В этой связи возникает понятие о «коллективном представлении», утверждающем, что нужда людей в необходимости существования этноса и само их представление о том, что он существует, достаточны для того, чтобы считать его реальным явлением. Это понятие создало как обширное поле для критики, так и предпосылки для появления конструктивистской концепции этноса.

10. Конструктивистская концепция этноса

Сторонники этой концепции считали, что для того, чтобы как-то определять и узнавать объекты в пространстве, люди назначают им какие-то символические коды, проводят мысленную систематизацию и категоризацию. Этой цели служат и такие обобщающие вымышленные конструкты, как этнос или раса. Родоначальником этого подхода считается Бенедикт Андерсон, впервые изложивший свои взгляды в работе «Воображаемые сообщества», где на многочисленных примерах обосновывает свои выводы.

Он утверждал, что этническое чувство — это интеллектуальный конструкт интеллигенции или элиты общества, символический ресурс для консолидации общества. Также он демонстрирует, что национализм предшествует появлению нации, а не наоборот. Т.е. учёные, поэты, писатели формируют такое сообщество, которое до этого в реальности не существовало, кроме как в их произведениях. Для этого они вдохновляются каким-то мифологическими и историческими примерами, а целью служит создание национального государства, которое бы отвечало их потребности в консолидации и запросам местных элит на суверенитет. Такое нациостроительство сопровождается романтическим периодом мифотворчества, когда какие-то элементы культуры просто-напросто выдумываются.

Его идеи развивали такие учёные, как Эрик Хобсбаум, Эрнест Геллнер, Пьер Брудье и др. Некоторые из них пошли ещё дальше в своей критике, на волне постструктурализма заявив о постконструктивистском подходе, который и вовсе критиковал взгляд на историю как на взаимодействие групп людей, за которыми не видно личностей. Во времена монархий правители и знать были главными действующими лицами, а большая часть населения были лишены политической субъектности, а в эпоху национализма главным актором истории стали нации, которые как будто имеют собственную нерушимую логику развития, общность интересов, мировоззрения и т.п., среди которых нет места каким-то отличиям и интересам личностей.

Подход, видящий этносы и нации субъектами истории, игнорируя побуждения личностей и разнородный состав групп, принято называть «методологическим национализмом». Такую нерушимость структуры этноса, его неизменность и политическую субъектность критиковали конструктивисты. Очевидным источником симпатий к национализму были национальные государства и националистские партии, стремящиеся к созданию таких государств.

В эпоху массовых армий обойтись дворянским ополчением и наёмниками было уже невозможно, а массовая мобилизация требовала идеологической сплочённости, чувства причастности у солдат, чтобы избежать дезертирства. С появлением артилерийских, танковых и т.п. войск солдаты неизбежно должны были иметь хотя бы базовое образование для лучшей боеспособности. Но также наличие образования и общий рост просвещения в обществе помогали им ставить под сомнение искренность побуждений умереть за правителя. В таких условиях идея нации оказалась истинным спасением для государств.

Принцип методологического национализма продолжает доминировать в СМИ, политике и общественной жизни. При обсуждении любых социальных проектов почти всегда учитывается национальность участников. Особенно парадоксальным это выглядит на фоне того, что научное сообщество, этнология как наука на данный момент по большей части придерживается конструктивистского подхода.

11. Классический анархизм и национализм

Отношение анархистов к этносу менялось по мере того, как менялись научно-философские концепции. Однако неизменным остаётся негативное отношение анархистов к национализму, границам и государствам.

Причём в своей критике границ анархисты не останавливаются на понятии заборов между государствами, осуждая также любые искусственные препятствия между людьми, будь то расовая сегрегация, ксенофобия или иные культурные разграничения.

Обвиняя анархистов в симпатиях к национализму, часто упоминают два факта. Первый — это панславизм Бакунина. Здесь следует отметить, что идея славянской федерации предшествовала периоду, когда Бакунин стал теоретиком анархизма, а также опиралась на модель славянской крестьянской общины, которая могла бы стать образцом безгосударственного общества и для других народов. Второй — это поддержка Кропоткиным стран Антанты во время Первой мировой войны. Но и тут не всё так однозначно, ведь Кропоткин говорил, что Антанта — более слабый соперник, с которым будет проще сражаться за безгосударственное будущее, особенно ввиду вымотанности государств войной. К тому же практически все современные Кропоткину анархисты раскритиковали его за эти слова, так что это можно считать скорее частным мнением, чем какой-то тенденцией в анархизме.

В конце 19 и начале 20 века анархисты чаще всего критиковали нацию с инструменталистских позиций, обращая внимание на вред национализма для дела объединения рабочих и деструктивную функцию национальных государств, порождающих войны и угнетение. При этом они редко обращались к теме происхождения и сущности этноса. Среди теоретиков анархизма, делавших акцент на критике национализма в тот период, можно выделить Макса Неттлау и Рудольфа Роккера.

12. Постанархизм и этничность

Начиная с 1970-х часть анархистов обращает внимание на философское направление постструктурализма и начинает исходить в своих идеях с этих позиций. Так формируется теоретическая база постанархизма, который в отношении этноса придерживался концепции постконструктивизма. Они критикуют «огруппление» — представление о мире как взаимодействии целостных групп, внутри которых нет значительных ценностных и идеологических противоречий. Этнос для них не существует в объективной реальности, кроме как декларация о том, что какие-то люди объединены в этнос. Лишь это делает этнос реальным.

Постанархисты обращают внимание на то, что люди — это прежде всего личности с уникальным набором как ценностных ориентиров, так и культурных признаков и привычек. Выделять их в группы может быть полезно в научных целях для исследования каких-то распространённых традиций и предпочтений, но вредно привносить эти модели в политическую жизнь и создавать иллюзию, что есть некие однородные, устойчивые и постоянные группы с неизменным составом и интересами.

Акцент делается на эволюции сообществ и внимании к интересам личности, неповторимости характеристик и опыта каждого человека. Люди, принадлежащие к каким-то субкультурам, не обязаны вести себя соответственно стереотипам, связанным с этой субкультурой, и выделяться в группы со специфическими политическими правами. Общение на том или ином языке, какие-то черты внешности или специфическая одежда не должны определять и ограничивать политические права. Свобода пользоваться любыми элементами культуры и при этом не принадлежать ни к одному этносу, ориентируясь на общегуманистические ценности — вот идеал постанархизма в культурном поле.

Если марксисты предлагают в качестве культурных проектов либо интернационализм (сотрудничество наций), либо мультикультурализм (сожительство этнических общин, диаспор и субкультурных анклавов), либо ассимиляцию (стремление выработать универсальную общемировую пролетарскую культуру, которая бы заменила национальные), то анархисты предлагают культурную автономию личности. Каждый человек должен иметь возможность сам выбрать для себя тот набор культурных признаков, которыми он хочет обладать, иметь возможность изменить его состав в любой момент и чтобы это не имело существенного влияния на его взаимодействие с другими людьми, не ограничивало в правах.

В данный момент в мире некоторые культуры очевидно доминируют. Не навредит ли это равновесию сил в обществе будущего, не ущемит ли права носителей других культур, не уничтожит ли культурное разнообразие?

Во-первых, отмирание какой-то культуры — это не катастрофа для человечества, если это не происходит вместе с её носителями. Более того, размывание различий между культурами и частичная утрата аутентичных черт — это закономерность в открытом мире в эпоху глобализации. Во-вторых, в обществе, где люди на основаниях консенсуса регулируют культурную политику, предполагается, что позиция культурных меньшинств тоже будет учтена. Но возрождение какой-то культуры или создание отдельного пространства для представителей тех или иных культурных практик не должно вредить другим членам общества, отгораживать их друг от друга или ущемлять их право пользоваться элементами доминирующей культуры. Также это должно быть личной инициативой. Самое главное — не выстраивать новых границ и не плодить ограничений. Чьи-то культурные увлечения и предпочтения не должны диктовать поведение для других.

Важно также понимать бэкграунд проблемы, понимать, что есть разница между носителями культурой и имперской культурной политикой. Культурное доминирование и насильственная унификация — это модель поведения, навязанная государством. Анархисты не считают, что такое поведение свойственно людям априори. Хотелось бы обратить внимание и на то, насколько условны вообще понятие о той или иной культуре как о целостном компоненте, ведь часто они склеены воедино именно с подачи государства. В условиях, когда исчезнет государственное регулирование культурной сферы, мы скорее всего увидим процесс фрагментации культуры, появления новых субкультур и переходных форм, что только увеличит культурное разнообразие при одновременном желании солидаризироваться и налаживать контакты на равноправных условиях. Маркером того, что такое возможно можно считать пример появления во время беларуских протестов бчб-флагов городов и районов, что ранее считалось немыслимым с точки зрения истории государственности.

13. Постанархизм и национально-освободительные движения

Реализация культурных прав каждого человека и борьба с империализмом — это благие побуждения сторонников освободительных движений, которые полностью ложатся в логику анархизма и приветствуются. Однако анархисты осуждают стремление приватизировать призывы к социальному равенству и выставить их как уникальную черту какого-то этнического менталитета. Часто мы сами накладываем этот ярлык национальной борьбы на какие-то освободительные движения, следуя логике методологического национализма, как будто иных целей кроме создания национального государства у протестующих и быть не может. На самом деле часто освободительные движения, вроде восставших Чьяпаса или Рожавы, солидаризируются с анархистами во всём мире, являются сторонниками альтерглобализма и не выдвигают требований по созданию государств или исключению каких-то людей из своих обществ. Наш европоцентрастский и колониальный взгляд часто не позволяет заметить эту призму их борьбы.

Можно ли говорить о национализме и освободительных войнах за независимость малых народов как о положительном явлении?

Анархисты говорят, что с империей нужно бороться не потому, что она продвигает какую-то конкретную этническую идею, а потому что это идея о гегемонии какой-то культурной политики. Но отвечать на это мы должны не с позиций националистических движений, а с позиции антиимпериалистического общечеловеческого движения. Поскольку наличие рамок и требований, свойственных национализму, грозит воссозданием границ, ограничению участия для представителей каких-то культур и в конечном счёте воссозданием государства.

14. Список литературы:

Ігнат Абдзіраловіч “Адвечным шляхам”
Reece Jones. Violent Borders. Refugees and the Right to Move
Станислав Дробышевский курс видеолекций «Расоведение»
Андрей Тесля видео «Понятие нации»
Лев Гумилев “Этнос: его свойства и особенности”
Альфред Радклифф-Браун «Структура и функция в примитивном обществе»
Бенедикт Андерсон «Воображаемые сообщества»
Эрик Хобсбаум «Нации и национализм после 1780 года»
Эрнест Геллнер. “Нации и национализм”
Пьер Бурдье «Социология политики»
Макс Неттлау «Анархизм и национализм»
Рудольф Роккер «Фантом национального единства»
Статья “Анархизм и национализм: дороги разных направлений”
Эрик Кребберс: «Ни «мультикультурности», ни ассимиляции – против воображаемых сообществ»
Видео Red room «Средневековье и национализм: Европа, в которой нет наций?» https://youtu.be/cbfacWooX0g